Дорис Лессинг - Пятый ребенок

— И я тоже. Никто не выдерживает больше нескольких недель, — сказал мужчина.

— Все нормально, — сказала Гарриет, — я не собираюсь никому жаловаться.

— Вам надо подписать бумагу. Чтобы мы ни за что не отвечали, — сказал мужчина.

Но они долго не могли отыскать бланк. Наконец после долгой возни в шкафу достали полоску бумаги, отпечатанную на ротапринте много лет назад, в которой говорилось, что Гарриет освобождает учреждение от всякой ответственности.

И вот она взяла Бена на руки, в первый раз дотронулась до него. Он был холодный, как мертвец. И тяжестью лежал в ее руках; тут она поняла выражение «мертвый вес».

Она вышла в коридор со словами:

— Я больше не пойду через ту палату.

— Да и кто вас за это осудит? — устало-ехидно сказал мужчина.

Он принес ворох одеял, и в два они завернули Бена, отнесли в машину, положили на заднее сиденье и сверху укрыли еще одеялами. Только лицо осталось на виду.

Гарриет стояла у машины с двумя санитарами. Они едва видели друг друга. Не считая габаритов машины и огней в доме, было темно. Под ногами хлюпала вода. Молодой человек вынул из кармана халата пластиковую упаковку со шприцем, парой игл и несколькими ампулами.

— Возьмите-ка, — сказал он Гарриет. Та помедлила, и девушка сказала:

— Миссис Ловатт, кажется, вы не понимаете…

Гарриет кивнула, взяла упаковку и села в машину.

— В день можно давать только четыре дозы, не больше, — сказал мужчина.

Уже готовясь отпустить педаль сцепления, Гарриет спросила:

— Скажите, как вы думаете, сколько бы он еще протянул?

Их лица были двумя белыми заплатками на сумраке, но Гарриет увидела, как мужчина покачал головой и отвернулся. Раздался голос девушки:

— Никто из них не живет долго. Но этот… он очень сильный. Самый сильный из всех, никто из нас такого не видел.

— Значит, он протянул бы дольше?

— Нет, — ответил мужчина. — Совсем не так. Оттого, что он настолько силен, он все время сопротивляется, так что приходится вводить ему большую дозу. А это убивает.

— Ладно, — сказала Гарриет. — Что ж, спасибо вам обоим.

Они стояли и смотрели, как Гарриет отъезжает, но почти сразу растворились в мокрой темноте. Сворачивая с дорожки, Гарриет увидела их на тускло освещенном крыльце — они будто жались друг к другу и не хотели входить.

Гарриет ехала как можно быстрее сквозь зимний дождь, избегая больших дорог, не выпуская из виду ворох одеял за спиной. Примерно на середине пути она увидела, что одеяла ожили и заколыхались, Бен очнулся с воплем ярости и забился, сполз на пол и начал визжать — не тем тонким механическим визгом, какой Гарриет слышала в больнице, а визгом ужаса, от которого внутри у Гарриет все содрогнулось. Она терпела полчаса, ощущая, как удары сотрясают всю машину. Высматривала обочину, где не было бы других машин, и вот увидела такую, остановилась и, не глуша мотор, вынула шприц. Она умела им пользоваться — приходилось, когда чем-нибудь болели другие дети. Разломила ампулу, на которой не было никакого названия, и наполнила шприц. Перегнулась через спинку сиденья. Бен, голый, если не считать смирительной рубашки, и синий от холода, тужился, бился и вопил. Его глаза, направленные на Гарриет, горели ненавистью, Бен ее не узнал — так ей показалось. Развязать путы она не осмелилась. Колоть рядом с шеей ей было страшно. Наконец удалось схватить и удержать щиколотку, она воткнула иглу в нижнюю часть икры и подождала, пока Бен не обмяк: прошло всего несколько секунд. Что это за вещество?

Гарриет снова уложила Бена на заднее сиденье под одеяла и пустилась к дому по главной трассе. Она приехала около восьми. Дети сейчас должны сидеть вокруг кухонного стола. Дэвид с ними: он не собирался сегодня на работу.

С Беном в виде вороха тряпок на руках — лицо его было прикрыто — Гарриет вошла в гостиную и поглядела через перегородку туда, где за большим столом сидела вся семья. Люк. Хелен. Джейн. Маленький Пол. И Дэвид, с неподвижным и сердитым лицом. И очень усталый.

Она сказала:

— Его там убивали.

И поняла, что Дэвид не простит ей того, что она сказала это при детях. Было заметно, что они испугались.

Гарриет поднялась прямо в большую спальню и через нее прошла в «комнату малыша», где положила Бена на кровать. Он уже приходил в себя. И скоро началось: борьба, корчи и визг. Он опять оказался на полу, катался по полу и снова извивался, гнулся, бился, а глаза его были сама ненависть.

Снять смирительную рубашку было нельзя.

Гарриет спустилась на кухню, взяла молока и печенья; вся семья сидела и смотрела на нее в полном молчании.

От воплей и содроганий Бена трясся весь дом.

— Сейчас полиция приедет, — сказал Дэвид.

— Побудь с ними, — распорядилась Гарриет и понесла еду наверх.

Бен, увидев, что у нее в руках, смолк и стих, глаза стали алчными. Гарриет подняла его, как мумию, поднесла к губам чашку с молоком, и Бен едва не захлебнулся, заглатывая: он умирал от голода. Гарриет кормила его кусочками печенья, держа пальцы подальше от его зубов. Когда все, что она принесла, закончилось, Бен опять начал реветь и биться. Гарриет сделала ему еще укол.

Дети сидели перед телевизором, но не смотрели на экран. Джейн и Пол плакали. Дэвид сидел у стола, подперев голову руками. Гарриет сказала тихо, чтобы услышал только он:

— Ладно, я преступница. Но там его убивали.

Дэвид не пошевелился. Она встала у него за спиной. Не хотела видеть его лица.

— Он бы умер через несколько месяцев, — сказала она. — А может, и недель.

Молчание. Наконец Гарриет обернулась. Она не могла смотреть на Дэвида. Он выглядел больным, но это не болезнь…

Она сказала:

— Я бы этого не перенесла.

Дэвид медленно произнес:

— Я думал, это и было задумано.

Гарриет закричала:

— Да, но ты не видел этого, ты не видел!..

— Я старался не увидеть, — сказал Дэвид. — А что, по-твоему, еще могло произойти? Ты думала, его там сделают полноценным членом общества и все будет славно?

Дэвид ерничал, но это потому, что у него стоял ком в горле.

Наконец они посмотрели друг на друга — долго, твердо, зная друг о друге все. Гарриет подумала: ладно, он прав, а я нет. Но так вышло.

И сказала вслух:

— Ладно, уже сделано.

— Вот-вот, это mot juste. [2] Меткое замечание (фр.).

Она села рядом с детьми на диван. И увидела, что у всех заплаканные лица. Она не могла дотронуться до них, чтобы утешить, потому что это из-за нее они плакали.

Когда она наконец сказала: «Спать», дети поднялись все разом и вышли, не глядя на нее.

Она принесла в большую спальню запас подходящей еды для Бена. Дэвид перетащил свои вещи в другую комнату.

Когда под утро Бен проснулся и начал вопить, она покормила его и уколола.