Дорис Лессинг - Пятый ребенок

Гарриет хотелось бы запирать и свою дверь. Дэвид, стараясь пошутить, сказал, что, наверное, когда-нибудь придется запереться и им. Не раз она просыпалась и обнаруживала Бена, который стоял в полутьме спальни и глазел на них. Тени сада шевелились на потолке, объемы просторной комнаты перетекали в неизвестность, и там стоял этот ребенок-гоблин — силуэт во мраке. Его гнетущий нечеловеческий взгляд проникал в сон Гарриет и будил ее.

— Иди спать, Бен, — мягко говорила она Бену, умеряя тон из-за сильного страха, который накатывал на нее.

Что он думал, когда стоял там и смотрел на них, спящих? Хотел ли причинить им зло? Чувствовал ли горечь, которую Гарриет и приблизительно не могла бы представить, оттого, что ему никогда не будет хода в обычность этого дома и его обитателей? Может, он хотел обхватить ее руками, как другие дети, да только не знал как? Но когда она обнимала его, от него не было никакого ответа, никакого тепла; будто он не чувствовал ее прикосновений.

Но, в конце концов, он проводил дома совсем мало времени.

— У нас уже почти все наладилось, — сказала она как-то Дэвиду. С надеждой. Изо всех сил желая, чтобы Дэвид согласился. Но он только кивнул и не посмотрел на нее.

Впрочем, два года перед тем, как Бену пойти в школу, были не так уж плохи: потом Гарриет вспоминала их с благодарностью.

В тот год, когда Бену исполнилось пять, Люк и Хелен объявили, что хотят учиться в школе-пансионе. Им было тринадцать и одиннадцать. Конечно, это шло вразрез со всем тем, во что верили Дэвид и Гарриет. Они так и сказали — и сказали еще, что не смогут за это платить. Но и здесь родителям вновь пришлось увидеть, насколько дети все понимают, как все обсуждают и планируют — и потом действуют. Люк уже написал дедушке Джеймсу, Хелен — бабушке Молли. Их учебу оплатят.

Люк сказал в своей рассудительной манере:

— Они согласны, что так будет лучше для нас. Мы понимаем, что вы ничего не можете поделать, но нам не нравится Бен.

Это случилось вскоре после того, как однажды утром Гарриет, а следом за ней Люк и Хелен, Джейн и Пол спустились в гостиную и увидели, что Бен сидит на корточках на большом столе и держит сырую курицу, которую достал из холодильника, а холодильник стоит открытым, и его содержимое разбросано по всему полу. Бен разграбил его в каком-то жестоком припадке, которого не смог сдержать. Урча от удовольствия, он рвал сырую курицу руками и зубами, в нем билась первобытная сила. Поверх наполовину раскромсанной и разломанной тушки он поглядел на Гарриет, на своих братьев и сестер и зарычал. Энергия в нем угасла на глазах, лишь только Гарриет выбранила:

— Плохой Бен! — И он заставил себя встать прямо, потом спрыгнул со стола и приблизился к Гарриет с болтающимися в одной руке останками тушки.

— Бедный Бен голодный, — захныкал он.

С некоторых пор он стал звать себя Бедный Бен. Может, он услышал это от кого-то? Может, кто-то из той компании юнцов или из их подружек сказал: «Бедный Бен!», а он понял, что это ему подходит? Может, он так себя воспринимал? Если да, то это было окошко в Бена, скрытого от них, и от этого сжималось сердце — вернее, сердце Гарриет.

Дети никак не комментировали происшествие. Они сели вокруг стола завтракать и смотрели только друг на друга, но не на мать и не на Бена.

Не отдавать Бена в школу не было никакой возможности. Гарриет давно перестала читать ему, играть с ним или чему-нибудь учить: он не мог ничего усвоить. Но она понимала, что официально этого никто не признает, а если и признает, никогда не объявит об этом. Ей скажут, и по праву, что Бен знает много всего такого, что делает его до какой-то степени приемлемым членом общества. Он знает правила. «Зеленый свет — иди. Красный — стой». Или: «Полпорции чипсов — половина цены большой порции чипсов». Или: «Закрой дверь, на улице холодно». Он монотонно бубнил эти истины, усвоенные, видимо, от Джона, глядя на Гарриет в ожидании подтверждения. «Ешь ложкой, а не руками!» «На поворотах держись крепче». Бывало, Гарриет слышала, как он распевал эти лозунги вечером в постели, думая о радостях предстоящего дня.

Когда ему сказали, что надо будет ходить в школу, он сказал, что не станет. Гарриет объяснила, что по-другому не бывает и в школу ходить придется. Но по выходным и все каникулы он сможет гулять с Джоном. Буйство. Ярость. Отчаяние. Рев: «Нет! Нет! Нет!», разносящийся по всему дому.

Вызвали Джона; он пришел на кухню с тремя членами своей шайки. Наученный Гарриет, Джон обратился к Бену:

— Послушай, чувак. Слушай, что мы тебе скажем. Тебе надо ходить в школу.

— Ты там будешь? — спросил Бен, стоя у колена Джона, доверчиво заглядывая ему в лицо. Вроде бы и поза, и черты маленького лица Бена показывали, что он верит Джону, но его глаза словно запали от испуга.

— Нет. Но я там был. Когда было надо.

Тут все четверо рассмеялись, потому что, конечно, все они прогуливали уроки, как делают подобные парни. Школа была им ни к чему.

— Я ходил в школу. И Роуленд вот ходил. Барри и Генри ходили.

— Точно, точно, — подтвердили приятели, исполняя свою роль.

— И я ходила в школу, — сказала Гарриет.

Но Бен не услышал ее: она была не в счет.

В конце концов договорились, что по утрам Гарриет будет отвозить Бена в школу, а Джону придется забирать его. Время между окончанием уроков и постелью Бен будет проводить с компанией.

Ради семьи, думала Гарриет, ради детей… ради меня и Дэвида. Но Дэвид, как она замечала, возвращался с работы все позже и позже.

Тем временем семья — как это чувствовала да и видела Гарриет — развалилась. Люк и Хелен разъехались по своим школам. Дома остались Джейн и Пол, которые ходили в ту же школу, что и Бен, но, поскольку они старше, вряд ли часто видели Бена. Джейн росла благоразумной, спокойной и основательной девочкой, способной о себе позаботиться так же, как Люк или Хелен. Она редко шла из школы прямо домой, чаще отправлялась к подругам. Пол приходил домой. Он оставался один с Гарриет, и казалось, что этого он и хотел, в этом нуждался. Пол был требовательный, надоедливый, обидчивый ребенок, часто плакал. Куда девался тот очаровательный, прелестный мальчик, ее Пол, часто удивлялась Гарриет, когда он ныл или хныкал, нескладный шестилетка с большими добрыми голубыми глазами, которые часто подолгу смотрят в никуда или кажутся недовольными тем, что сейчас видят. Он был совсем тощий. Никогда не ел как следует. Гарриет приводила его из школы и пыталась усадить и накормить или садилась сама рядом и читала или рассказывала ему что-нибудь. Он не умел сосредоточиться. Все время бродил по дому, мечтал; подходил к Гарриет, чтобы потрогать ее или забраться на руки, как малыш; никогда не был мирным, спокойным или довольным.