Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

— Но боевые цацки на всякий случай прихватим…

Идея образцово-показательного детского дома, единственного в своём роде, городской власти пришлась по душе. Тем более что выдвинули идею фронтовики, орденоносцы, творческие представители столичного искусства. Смущало на первых порах, что преподавание должно вестись силами иностранных гражданок, но, узнав, что браки с ними заключены на законном основании, с получением необходимых разрешений и выдачей свидетельств о регистрации, успокоились. Договорились с Районным отделом народного образования, что преподавание будет вестись на общественных, так сказать, началах, дважды в неделю, в течение летних месяцев, поскольку детдомовцы проживают там постоянно. Начиная, наверное, со следующего лета, а то им пока и жить-то негде, самим учителям. И, скажем, последующие лет пять. А дальше вопрос сам решится: вузы подготовят преподавателей и произойдет плавная безболезненная смена одних педагогов на других. Но зато те придут на уже хорошо унавоженную почву. Ну, а английские педагоги как построятся, то, проживая на даче в деревне Жижа, смогут пользоваться водоснабжением в целях поддержания личной гигиены и санитарии. А как же иначе? Мы тут тоже не пальцем деланные. Пойдёт учение сирот нормально — про обогрев будем думать, а пока на первых порах с дровами поможем, с другим топливом, уголька там, торфика формового. Всё ж союзники были, вместе Гитлера громили, вместе второй фронт открывали. Теперь вот вместе языкам и искусствам поучимся, по-мирному уже, по-культурному.

Райком партии, со своей стороны, инициативу снизу одобрил. Обещал посодействовать с азбукой ихней, может, учебники какие подберём, хотя вопрос сложный с языками. Сами знаете, и немецких-то учителей раз-два-обчёлся осталось, в войну всех повыбило, кто призывался: переводчиками, в разведку и так, на подхват. А уж английских-то отродясь у нас тут не было, ближе Калуги не найдёшь. И новых ещё не наготовили: только-только жизнь налаживаться стала, не до языков, понимаешь. А дело нужное, это ясно. И с музыкой похожая история. Но культура в массы тоже, разделяем, не последний вопрос. Тем более для сирот, для детей войны и трудового тыла. Пианино с дома культуры доставим, там оно стоит — пылится только, мух пугает. Ноты-шмоты какие надо, скажите — поищем, позаказываем.

Таким образом, строительство жижинского филиала семей Иконниковых и Шварцев началось с протяжки двухкилометровой дюймовой нитки водопровода от городской системы водоснабжения до колонки перед домом Прасковьи Кусковой плюс разрешение на стационарное снабжение того же дома от проложенной сети. Оставалось главное — дождаться Приску и Триш, чтобы получить от них подтверждение своего участия в авантюрных планах законных мужей.

— А не пошлют они нас? — озадачился Шварц, когда рабочие дотянули канаву до поворота на Жижу и остановились из-за временного отсутствия труб.

— Моя не пошлёт, — пожав плечами, решил Гвидон. — А твоя — не знаю…

— Ну, моя-то уж точно не пошлёт, — театрально сыграв недоумение, отреагировал Юлик, — моя гигиену любит не меньше, чем меня самого, так что не надейся.

Как только ощутимо подсохло, решили начать с Парашиной избы. Сам сруб надо было оставлять как есть, на своём фундаменте. Однако крышу требовалось развалить, материал заменить, стропила перестроить, под один общий скат, так чтобы прежнее строение подшилось к новому, словно они были припаяны друг к дружке всегда и жили испокон веков единым целым. Имущество бабкино, что понежней, перетащили в амбар и разместили на сене. Остальное прикрыли брезентом. Теперь надо было что-то делать с самой Прасковьей, отселять куда-то на время переустройства крыши, недели на три. Та в крик — с коровой делать чего? Обещали присмотреть, встречать со стада, туда же по утрам провожать. На дойку, сказали, будет приходить тётя Маруся, самогонщица, что через две хаты, будем проставлять ей трудодни.

Жижинскую скотину, в большинстве своём коров и тёлок, рано по утрам забирал Фрол, местный пастух. Гнал по всей деревне, вдоль глиняного оврага, как правило, с Прасковьиной стороны: там от домов до оврага было пошире и стаду было не так тесно просачиваться, как по другую сторону жижинского оврага. Оттого и лепёшек от стада на их стороне было неизмеримо больше. Это ужасно злило Шварца.

— Нет, ну неужели нельзя где-нибудь ещё посрать, а не перед моим окном? — искренне возмущался Юлик. — Ну, пускай он хотя бы раз — тут, раз — там гонит. А то скоро совсем в говне этом задохнёмся на хрен!

Сам Фрол был из прошлого века, в том смысле, что пас ещё при царе Горохе. Так про себя и докладывал.

— А при Гвидоне не пас? — поинтересовался Гвидон. — Тоже царь был, между прочим.

— При Гвидоне? — задумался старик. — Не, такого не упомню. Я Ленина хорошо помню. Мы с им, почитай, в один годок родились, ну близко совсем. При ём я пас. При том ишшо царе, при Ляксандре Втором, и при Третьим Самодержци, какой церквов пооткрывал немерено, при ём ишшо храм Спасителя освятили — тожа пас. При энтом вишь — тожа… Тольки уж не знаю, при каком… Как Сталин помёр, так и не уразумею покуда, хто нынче главнай. Радива-то у мене ни таво… Нету.

Попутно забирал хендехоховских коров и гнал общее стадо на выпас. К вечерней дойке пригонял назад, разводил скотину по домам. Кормили Фрола сами деревенские, в живую очередь, зависимо от количества хозяйских коров в стаде. Параше, с её одной животиной, обязанность выпадала раза два на лето. Жижинскими и хендехоховскими заведено было славно накормить и крепко поднести Фролу, чтобы пас на совесть. Очередной такой раз выпадал на субботу, когда вместо крыши уже должна была вовсю сиять непокрытая дыра в небо.

— Как жишь с Фролкай-та будить, — заметалась Параша перед отправкой в город, — коль мене нету тута? Хто яво покормить-та да нальёть?

Шварц успокаивал:

— Не переживай, Паранечка, милая моя. Всё будет в полном ажуре. Накормим досыта Фрола твоего и нальём, как положено. В обиде не останется, вот увидишь.

— А с курями как? — не унималась несчастная Прасковья. — Хто им картох натолкёть? Хто корок нарежеть? Хто яички соберёть?

Выручил Гвидон:

— Баба Параш, неужели ты думаешь, мы своими руками скотину на погибель отдадим? И жен своих без парного молока и яиц свежих оставим? Ну, сама посуди, нам это надо? Они же нас со свету после этого сживут, сердешные!

По своей убедительности последний аргумент оказался решающим, Прасковья успокоилась и угомонилась. Ещё за месяц до начала работ Юлику пришла в голову удивительная мысль: поселить бабку Прасковью на эти три неудобные для жизни недели в свою квартиру, на Серпуховку, к матери, Мире Борисовне. Ужасно хотелось знать, что из всего этого получится. А заодно решился бы и вопрос, где передержать мать-настоятельницу будущего дома до момента готовности крыши над срубом. Сами же они решили не мотаться в Москву-обратно, а прожить этот кусок вместе с мужиками, во времянке на дворе.