Григорий Ряжский - Колония нескучного режима

С обыском к Таисии Леонтьевне, по месту постоянной прописки Натальи Иконниковой, пришли тем же утром, в то время как Юлик уже почти миновал Боровск и выруливал на узкую бетонку, ведущую к Хендехоховке и Жиже. Понятых взяли из соседей-коммунальщиков. Предъявили ордер, всё по закону, и приступили. Онемевшей Таисии Леонтьевне между делом сообщили, что её приёмная внучка, Наталья, арестована и находится в следственном изоляторе. Правда, сам обыск вёлся так себе, впроброс, скорее формально, нежели по существу. И так было ясно, что пришли не в то место, где можно обнаружить что-либо полезное для следствия. Поинтересовались, когда в последний раз бабушка видела внучку. С трудом пришедшая в себя Таисия Леонтьевна скрывать не стала и постаралась объяснить, что Ницца, то есть Наташенька, постоянно здесь не проживает. Потому что живёт в квартире своего жениха, Всеволода Штерингаса, на Чистых прудах. А сюда, в Кривоарбатский, заезжает эпизодически, чтобы повидаться с ней и помочь по хозяйству. Это была новость. Это было то самое, ради чего приехали. Тут же пробили по базе место прописки гражданина Штерингаса В. Л. и так же оперативно поехали выписывать ордер на обыск по новому адресу подследственной. Одновременно доложились наверх, что так, мол, и так, обнаружен адрес, хозяин жилья некий Штерингас, научный сотрудник НИИ общей генетики АН СССР, кандидат биологических наук.

Вот тут-то всё и сошлось, потому что открывало следующую дверь в следствии по делу. Генерал-лейтенант Чапайкин уже не был уверен, что — одной лишь Иконниковой. Гнездо! Обнаружено вражеское гнездо, преступная и организованная группа антисоветчиков, одному из которых удалось бежать на Запад, наверняка увезя с собой гостайну, а другой, которая напарница, она же невеста, она же студентка Иконникова, уйти не удалось, потому что вовремя была задержана оперативными сотрудниками Комитета государственной безопасности и в скором времени непременно даст важные показания. И хорошо бы расколоть эту маленькую сучку, «зассыху» детдомовскую, на связь с антисоветчиками из эмигрантского НТС — Народно-трудового союза. Буковского — не удалось, с Делоне тоже не получилось. Ну, те тёртые, мужики всё ж, идейные. А с этой — попробуем, глядишь, выкрутим что нужно, будет чем отчитаться по крайней мере. Так, через заведение Сербского пропустить для начала, потом в психушке подержать в спецушной, а там и заговорит, откроет ротик свой девичий. И писульку подпишет покаянную.

В общем, Глеб Иванович, как узнал новость, заорал не своим голосом:

— Немедленно! На адрес! Понятых! Дверь вскрыть, обыскать всё, каждую мелочь и найти мне улики! Это сеть, организация, ищите следы! И улики, улики дайте, связи, концы! Всем всё ясно?

Дверь в квартиру Штерингаса в итоге вскрывать не понадобилось. Просто взяли ключи из списка изъятых у арестованной Иконниковой вещей, отперли замок и вошли вместе с понятыми. Квартиру перевернули, как было велено, но, разумеется, ничего не обнаружили. «Белую книгу» и папку с тесёмками Ницца после первого разговора с Севой вернула Кире Богомаз, честно признавшись, что её Сева машинописные материалы нашёл и дело это не одобряет.

Результат был доложен генералу и некоторым образом его удручил. В отсутствие подходящих вещдоков для сохранения лица и накачки дела следствию оставалось одно — раскрутить Иконникову на нужные показания, которые могли бы надёжно приблизить его к раскрытию активной группы антисоветчиков. Реальной или виртуальной, как сложится. Лучше — реальной.

После того как оперативные работники, проведя обыск, опечатали и покинули квартиру в Кривоарбатском, Таисия Леонтьевна, придя в себя, набрала номер Миры Шварц и дрожащим голосом спросила:

— Вы уже в курсе дела, Мира Борисовна? Может быть, у вас есть какие-то известия из Жижи? Что случилось? Мне толком ничего не объяснили.

— В курсе, — пасмурным голосом ответила Шварц, — сам позвонил и сказал. Больше ничего не знаю. И не верю… — внезапно она зарыдала в трубку. — Этого просто не может быть, слышите? Не может быть!

Таисия Леонтьевна подержала паузу, терпеливо дождалась, пока Шварц немного успокоится, и попробовала уточнить:

— Простите, кто вам позвонил, Мира Борисовна? Вы о чём?

— Как кто? Сам он и позвонил. Сказал, будет теперь жить на Западе. Сказал, домой не вернётся. И что мне прикажете теперь делать с этими его словами? Кто мне объяснит, зачем он мне это сказал? И для чего он так со мной поступил, мой Сева? А? Для чего? — она снова зарыдала, не находя сил продолжать разговор. Таисия Леонтьевна замерла с телефонной трубкой. Всё это напоминало театр абсурда. Или испорченное радио. Или просто чью-то нехорошую злую шутку. И она готова была всему этому поверить, в эту глуповатую игру в абсурдизм, если бы в её доме только что не закончился обыск.

— Как не вернётся? — переспросила она Миру. — Вы о чём, Мира Борисовна? И при чём тут Всеволод? Его что, тоже арестовали? Вместе с Ниццей?

На этот раз пауза возникла уже на той стороне. Но на этот раз без рыданий. Свежие слёзы кончились, сложившись с теми, вылитыми за предыдущие бессонные сутки, после которых она твёрдо решила нести сдавать партбилет в райком партии и отказываться от дальнейшего школьного директорства. Не может, не имеет больше права Мира Шварц, член КПСС с тысяча девятьсот двадцать второго года, воспитывать подрастающее поколение, если не сумела достойно воспитать человека, которого искренне любила и которому в самый тяжёлый период его жизни стала спасителем и опекуном. Беженца воспитала. Беглеца к западным пряникам. Притворщика и предателя.

— Постойте, — Шварц медленно приходила в себя, — вы сказали, арестовали? Кого арестовали? Севу арестовали? Наши? То есть органы? Где арестовали? Там? На Западе?

После небольшой заминки Таисия Леонтьевна решила прояснить существо разговора, который начал заворачивать в странные идиотические дебри. И тогда она, медленно расставляя слова, произнесла:

— Послушайте, Мира Борисовна… У меня недавно был произведён обыск, пятнадцать минут как ушли. Работники Комитета госбезопасности. Искали что-то в моём доме. Что именно — не знаю. Они же сообщили, что Ницца арестована. За антисоветскую пропаганду и какую-то там античего-то деятельность, сопротивление власти и прочее, я не вполне поняла. Я звоню вам, чтобы узнать — вы лично… вам что-нибудь известно про это? В Жиже знают? Гвидон и Присцилла в курсе?

Шварц присела, потому что всё это время простояла на артритных ногах, забыв, что рядом стул.

— Боже… — пробормотала она. — Боже мой… Что же это происходит, господи… Девочку арестовали… Севочка сбежал… за границу… За что мне это всё?.. За что… Книжки, говорит, папины забрать. Да провались они пропадом, книжки эти. Кому их теперь читать? Мне, что ли? Параше? Ницце разве что в тюремную камеру снести?