Дино Буццати - Шестьдесят рассказов

Так и есть: услышав крики, хозяин дворца самолично спустился во двор. Он был сказочно богатым купцом, самым богатым в городе, а может, и на всем белом свете.

Подходит он ко мне, приглядывается, расспрашивает и смеется: ему забавно, что какой-то оборванец носит его имя. Купец велит слуге отпустить меня, приглашает в свои палаты, показывает прекрасные залы, битком набитые сокровищами, проводит даже в окованную железом комнату, где лежат горы золота и драгоценных камней, велит накормить, а потом и говорит:

«Этот случай, о бедный скиталец, носящий мое имя, тем более поразителен, что и со мной во время путешествия по Индии приключилась точно такая же история. Пришел я торговать на базар, разложил товар, народ столпился и спрашивает, кто я и откуда родом.

— Меня зовут Морро Великий, — отвечаю.

Тут они помрачнели, насупились.

— Морро Великий? Разве можешь быть великим ты, жалкий купчишка? Величие человека — в его разуме. На свете есть лишь один Морро Великий, и живет он в этом городе. Он — гордость нашей страны. А ты, мошенник, ответишь перед ним за свое бахвальство.

Схватили меня, связали и доставили к этому Морро, о существовании коего я и не подозревал. То был прославленный ученый, философ, математик, звездочет и астролог, почитаемый чуть ли не наравне с богами. К счастью, он сразу все понял и, посмеявшись, велел освободить меня. Он показал мне свой кабинет, обсерваторию, созданные его руками изумительные приборы. Под конец он сказал:

— Этот случай, о благородный заморский купец, тем более поразителен, что и со мной, во время путешествия по островам Леванта, приключилась точно такая же история. Направлялся я к жерлу вулкана, намереваясь его исследовать, и вдруг меня останавливает отряд воинов, у которых вызвала подозрение моя иноземная одежда. Не успел я произнести свое имя, как они скрутили меня, заковали в цепи и потащили в город.

— Морро Великий! — приговаривали они. — Разве можешь быть великим ты, несчастный учителишка? Величие человека — в его подвигах. На свете есть лишь один Морро Великий. Это правитель нашего острова, самый доблестный из воинов, чей меч когда-либо сверкал на солнце. Теперь не сносить тебе головы.

Я предстал перед их господином, один вид коего вгонял в дрожь. К счастью, мне удалось ему все объяснить. Грозный воин, посмеявшись над таким совпадением, приказал снять оковы, пожаловал мне богатые платья, пригласил в королевский дворец и показал блистательные свидетельства своих ратных побед над народами ближних и дальних островов. Под конец он сказал:

— Этот случай, о прославленный ученый муж, носящий мое имя, тем более поразителен, что и со мной, когда я сражался в далекой земле Европе, приключилась точно такая же история. Я направлялся со своими воинами к лесу, как вдруг навстречу нам выходят дикие горцы и спрашивают:

— Ты кто таков? И почто тревожишь тишь наших дубрав бряцанием оружия?

— Морро Великий, — отвечаю я, думая, что одно это имя повергнет их в трепет. Они же только сочувственно улыбнулись.

— Морро Великий? Ты шутишь. Разве можешь быть великим ты, славолюбивый вояка? Величие человека — в смирении плоти и возвышении духа. На свете есть лишь один Морро Великий. Мы отведем тебя к нему, дабы узрел ты истинное величие!

И препроводили меня в уединенную долину, где в убогом шалаше сидел облаченный в лохмотья старичок с белоснежной бородой. Он, как мне сказали, созерцал природу, умиленно внимая Богу. Скажу не таясь: никогда прежде не встречал я более ясного, безмятежного и воистину счастливого человека. Но было уже поздно ломать свою жизнь».

Все это рассказал могучий правитель острова ученому мужу. Тот поведал историю богатому купцу, а купец передал ее нищему страннику, пришедшему в его дом просить милостыню. Всех их звали Морро. И все они, кто по одной причине, кто по другой, имели прозвище Великий, — закончил свою повесть старичок.

В сумраке темницы кто-то спросил:

— Ежели у меня башка не набита соломой, выходит, ты и есть тот проклятый старикашка из шалаша, самый великий из всех?

— Эх, дети мои, — молвил старик уклончиво, — забавная это штука — жизнь!

И тогда слушавшие его воры и убийцы умолкли, ибо есть вещи, которые заставляют призадуматься даже самых отпетых негодяев.

Слушая туманные намеки, двусмысленные шутки, осторожные недомолвки, невнятные перешептывания, я догадался, что в городе, где я живу четвертый месяц, запрещено употреблять какое-то слово. Но какое? Этого я понять не в состоянии. Может, это странное, необычное слово, а может, наоборот, самое что ни на есть обыкновенное. В таком случае для меня как писателя подобное обстоятельство чревато массой неудобств.

Снедаемый тревогой и любопытством, я отправился к моему приятелю Джеронимо. Он умнее всех, кого я здесь знаю, и живет в городе двадцать лет. Уж он-то объяснит, в чем тут дело.

— Да, ты прав, — сразу согласился Джеронимо. — У нас действительно есть запретное слово, люди стараются его не употреблять.

— Какое же это слово?

— Видишь ли, — сказал мой приятель, — я знаю, ты человек порядочный и тебе можно доверять… Кроме того, я твой друг. Так вот, поверь, будет лучше, если я тебе ничего не скажу. Я в этом городе без малого двадцать лет. Меня здесь приняли, дали работу, я могу ни в чем себе не отказывать… Такое надо ценить. Я добровольно принял законы этого города, хороши они или плохи. Ничто не мешает мне уехать, и все же я остаюсь. Я вовсе не собираюсь изображать из себя философа, этакого Сократа, отказавшегося бежать из тюрьмы. Но я действительно не хочу нарушать неписаные законы города, гражданином которого я себя считаю. Господь рассудит, мелочи это или нет…

— Но ведь тебя никто не слышит, и ты можешь говорить совершенно… Открой мне это проклятое слово. Кто тебя выдаст? Не я же!

— Замечу тебе, — улыбнулся Джеронимо, — что ты рассуждаешь, как рассуждали наши предки. Ты думаешь, ослушника ждет расправа? Когда-то действительно считали, что сила закона в наказании. И были правы. Но эти времена давно в прошлом. Чтобы закон был непреложен, совершенно не обязательно подкреплять его суровыми мерами. Слава Богу, мы не в каменном веке.

— Что же тебя удерживает? Совесть?

— Эх, совесть! Кто сейчас о ней вспоминает? А ведь совесть веками оказывала людям неоценимые услуги! Только ей приходилось подделываться под каждую эпоху, и сегодня ее почти не узнать. Она упростилась, успокоилась, она не так навязчива и требовательна, как раньше.

— Что-то я не очень понимаю…

— Ах да, не хватает логического обоснования. На простом языке это называется приспособленчеством. Приспособленец всегда спокоен, ведь он на ты с этой жизнью. Если же он порвет с нормой, то его ждут смятение, тревога, растерянность.