Мария Песковская - Там, где два моря

Во вторник утром Портупеев немного волновался. По правде говоря, волноваться он начал заблаговременно, еще в понедельник, поэтому, уезжая из офиса, он наорал на Зинку. «Уволю! Всех уволю, к чертовой матери!» – орал Портупеев. Ночью спал плохо. Ему мерещились бородатый фотограф в тужурке, наглый продюсер в темных очках, юный руководитель отдела продаж в микро-юбке и директор Издевательского – тьфу ты! – Издательского Дома «POOP» с миленьким глубоким декольте и в лиловых колготках. Продюсер ухмылялся, против обыкновения, молча; директор считала его деньги, вкладывая в декольте; «отдел продаж» норовила припудрить ему нос, но не могла дотянуться, а фотохудожник наставлял на него фоторужье. Все они наступали на беззащитного Портупеева, вынуждали его принимать разные противоестественные позы и показывать зубы, плохие с детства. У людей его поколения редко бывают хорошие зубы.

Утром Портупеев долго выбирал костюм, завязывал волосы в хвост как символ свободы и делал сам себе «фас». От волнения он опаздывал в студию по незнакомому адресу на пять, нет, на шесть минут и чуть не стукнул бампером рекламную стойку, когда парковался.

Он лихо вбежал по ступенькам, подстегиваемый жаждой славы и собственным к ней опозданием, а потом медленно открыл дверь и чинно шагнул внутрь.

– Ты что! Не знаешь, во сколько рабочий день начинается?! – вопил продюсер, глядя прямо на Портупеева. Если бы он не держал трубку у уха, можно было бы подумать, что слова предназначаются Портупееву. – Я знаю, во сколько заканчиваются презентации!.. Да! Да!..

Фотографа не было.

Дав отбой, продюсер сообщил девицам на ресепшене, что он снимает их студию прямо сейчас. Тон его не допускал возражений, и они увеличили цену за аренду в полтора раза с этого дня. Скидочку они сделают потом.

Пока фотографа не было, Портупеев расстегивал пиджак, чтобы не вспотеть, а потом снова его застегивал. Расстегивал. Застегивал. Ни на кого не глядел. Смотрелся в зеркало. Уши были на месте. Нос начинал блестеть.

Пока фотографа не было, Портупеев узнал, что женщин после тридцати нужно «исправлять в фотошопе». Оставляя для убедительности одну невредную морщинку.

– Ты представляешь, – говорила одна девочка другой, – «Я такого не ношу!» – она мне говорит! А что ты носишь в своем Запендюринске?

Девочки оказались из журнала, ничего себе, миленькие, трудились в поте лица «дизигнерами» и «манагерами». Они снимали для издания каких-то баб и, наверное, «исправляли их там, в фотошопе».

– Четыре из пяти – еще ничего. Но пятая... Редкая «красотка»! Щеки на плечах. Убрали. Килотонны булочек на талиях – убрали... – сказала светленькая.

– Ну да. Не понравилось. Разговаривает с нашими девочками, как с девками, – сказала темненькая. – «Ноги, – говорит, – повыдергиваю!!!» Ты представляешь?! Хамка пожилая!

Другая дама чуть не скисла прямо в студии. Чуть не вытекла вся, как кислое тесто. Портупеев подумал, достаточно ли он весел. Позитивен то есть.

Портупеев видел эту съемку в «Пупе». Один его друг возил кукол из Америки. У него салон престижных подарков. Дамочки эти были пронзительно похожи на... Портупеев и не сообразил тогда, что они ему напоминают. Кукол мадам Александры по $84,95 за штуку. Юкон, Куба и Шанхай. А еще Взрыв Сахарной Сливы, в розовом-розовом. А эти были – куклы Кукуево. Гормональный Взрыв.

– Пройдите, пожалуйста, сюда! – сказали вдруг Портупееву.

Штатным фотографом «Пупа» оказался взъерошенный молодой человек приятной наружности, но с лицом, которое он делал «непроницаемым». За кажущейся непроницаемостью скрывались комплексы, недовольство собой, тем, что надо вставать «ни свет ни заря», и тем, что все вокруг знают, что ему надо делать и как ему надо снимать. Зато когда Портупеев увидел у него в руках профессиональную технику с огромным, прямо-таки телескопическим объективом... «Какой большой!» – необъективно подумал тогда Портупеев и сразу решил, что купит себе такой же.

Тетка, которой он прежде не видел, держала в руках ворох тряпок.

– Снимайте все это! – велели Портупееву. – Это «Bant». Будете в этом.

Он сидел на стуле, под ним был подиум серого цвета, и «софтбоксы» плавно перемещались над его головой.

– Так. Левее. Левее. Еще левее.

Портупеев послушно выполнял. У него было скучное лицо. На нем был пиджак «Bant» в стиле «кэжуал». Он такого не носит. Он тоже.

– Это я не вам.

– Туфли не подходят. Может, его разуть? Будет очень сексуально!

«Похабненько», – подумал Портупеев.

Портупеев испугался и поджал пальцы на ногах. Прямо в ботинках. Инстинктивно. Они всегда казались ему некрасивыми.

– Мы увидели в вас такую характерную черту, – сообщила ему светленькая, – это ваш хвост...

– Вы хотите его отдельно снять? – догадался сообразительный Портупеев.

– Да. А еще вы будете стоять спиной и как будто бы бросать часы в... хм... в унитаз. Мы его потом отдельно подрисуем.

– Ага. Вмонтируем, – согласилась темненькая.

– А часы – вот эти...

Портупееву подали реквизит: круглые часы, золотые, на цепи – как раньше. Настоящие. Засмотрелся Портупеев. А затвор щелкал, не переставая. Хорошие часы. Жалко даже.

Они вдвоем, нет, втроем спелись против Портупеева и импровизированно хотят испортить ему имидж. Фирма «Bant» в стиле «кэжуал» сейчас понесет невосполнимые потери. Потому что когда Портупеев нервничает, он потеет. А нервничать он уже начал. Еще с утра.

«Вы что, издеваетесь? – чуть не сказал Портупеев. – Я деньги плачу!» Сдержался едва. Фирма «Bant» начала страдать.

– У нас концептуальная съемка! – сказала светленькая.

Нечто концептуальное в этом действительно присутствовало. Время – и в унитаз!.. Сильно. Портупеев задумался. Практически о вечном задумался.

– Да не переживайте вы так! – сказала темненькая. – Мы все исправим в фотошопе. Вы видели наши работы? Вам ведь понравилось?..

Портупеев улыбнулся. Из вежливости.

– Да-да, вот так! А можете расхохотаться?..

«Сбывается, – подумал Портупеев. – Сон сбывается». Сейчас начнут считать его деньги. Фотограф припал к земле с торчащим телескопическим объективом. «Надо покупать!» – невпопад снова подумал Портупеев, и на лице его в этот момент появилось очень осмысленное выражение.

– Отлично! – похвалили Портупеева, словно умную собаку.

Подошла тетя – припудрить ему нос. «Зонтики» с лампами внутри разъехались в разные стороны.

Портупеев снова разместился на стуле. Ему велели забыть, что у стула есть спинка. Сделать это было непросто. Груз прожитых лет осел в Портупееве. И осел преимущественно в нижней части туловища.

Портупеев очень старался. Все-таки Портупеев – человек дела. Все! Хватит бардака! Он должен работать. Он должен вложиться. Даже если его разденут до крестика на груди. Даже если его разуют. Он должен...