Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo

– Я все складываю... – сказал Леша.

– В уме? – добавила иронии Петелина.

Леша никак не отреагировал. На несколько секунд он закрыл глаза, а открыв, спросил у Петелиной, улыбнувшись белозубой светлой улыбкой:

– Тебе никогда не говорили, что ты сука?

Петелина закурила. Затянувшись, она не сразу выпустила дым. Помедлив, спокойно ответила:

– Вот теперь... говорили. И что?

– Все остается на столе. И не дай бог, в памяти.

– О часе «Изя все» – сообщу. Как те евреи – одним «Ой».

Она выложила на стол пятисотрублевую ассигнацию, взглянула на себя в круглое, блеснувшее золотом зеркальце, убрала его, сигаретную пачку Vogue и зажигалку в сумку, встала, шевельнув плечами под темно-синим двубортным жакетом из шерсти от Dolce & Gabanna, и, не прощаясь, ушла, выстукивая высокими тонкими шпильками.

Звонок от Отари из КЛАЗКО нас рассмешил. Он позвонил Машке и попросил исполнить роль его невесты.

– Я тебе заплачу, как в Голливуде, только сыграй... – смеялся в мобильный Отари. – Сил больше нет, она меня изнасилует прямо на операционном столе. Без анестезии.

«Она» – была клиенткой из десятого номера, крашеная брюнетка под сорок. Достаточно высокая и даже чем-то приятная, с уже неоднократно подтянутым, но все равно несвежим, несмотря на усиленный макияж, потасканным лицом.

Сейчас «она» расслаблялась на «ферме» после стандартной липосакции в КЛАЗКО. От Отари был потребован не «сухой», а «влажный» вариант данной операции.

– Мне нужна wet, и больше ничего, – сказала она решительно.

– Пожалуйста, – ответил Отари. – Ваше желание для меня закон.

Присматриваясь к пациентке, к ее локальной форме ожирения, уже не реагирующей ни на какие физические упражнения и диеты, он выявил не только места отложений жира: бедра, внутренняя поверхность коленей, фланки – это боковые отделы талии, область передней брюшной стенки. Отари, как психолог, заранее угадывал присущие данной пациентке истеричность, повышенную эмоциональную возбудимость, экстравертивную невоздержанность, капризность, обусловленные материальной вседозволенностью и безволием.

«Она», будучи женой очень богатого человека, причем очень любящего ее, безнаказанно вытворяла с собой черт знает что, зная, что муж руководствуется по отношению к ней только одним принципом – «лишь бы дитя не плакало».

«Она» была постоянно под кокосом. Периодически поддерживая кайф вынюхиванием очередной, неизвестно какой по счету, дорожки. От этого у нее никогда не кончался хронический насморк, и везде, где бы ни появлялась наша мадам, после нее оставались мятые, нервно скомканные салфетки. Она категорически не желала иметь детей, о чем открыто заявила мужу:

– Моя фигура – твой клад. Не порть его.

Когда же Отари, благодаря заказанной wet липосакции, отличающейся от «сухой» (dry) только тем, что зона операции предварительно обкалывается раствором местного анестетика для разжижжения жировой ткани и более легкого ее удаления, откачал из мадам около двух с половиной литров жира и она, что естественно, заметно постройнела, на одной из перевязок услышал у своего уха горячий и прерывистый от сдерживаемой страсти шепот:

– Я хочу от тебя ребенка.

И без того разрывающийся от звонков телефон Отари теперь ежечасно высвечивал номер этой пациентки. Сдержанный и, казалось бы, намертво защищенный постепенно приобретенным иммунитетом от послеоперационных любовей грузин вдруг подустал и начал утрачивать способность вежливо уклоняться от этих безумных атак.

– Послушайте, Земфира Андреевна, – не выдержав, пошел на открытую ложь Отари. – На «ферме» в шестом номере проходит курс реабилитации моя невеста Мария Астахова. Сразу же после Нового года, в первую субботу января, нас зарегистрируют в Пречистенском загсе. А затем мы будем венчаться в Трифоновской церкви возле Рижского вокзала. Чем я могу это доказать?... Да завтра перед обедом приеду к вам на «ферму» и лично представлю вас своей Машеньке. Я очень люблю ее, Земфира Андреевна. Да-да... Мне тоже бесконечно жаль, что так получилось. Нет-нет. Тут уж ничего поправить нельзя... Да. До завтра. Я обязательно познакомлю вас со своей будущей женой и матерью своих будущих детей. Всего вам самого доброго.

Отключив мобильный, Отари, впервые за время работы в КЛАЗКО, вслух выматерился. Дежурная сестра и анестезиолог, присутствовавшие при всем при этом, засмеялись.

Это был цирк! За нашим столиком стало тесно и весело. Только что, минут десять назад, возле него была разыграна клевая реприза: «Жених и невеста».

Не дожидаясь, пока зал ресторанчика заполнился обедающими постояльцами «фермы», мы – Машка, Танька с приехавшим к ней Артуром, Ирка и я – тоже оккупировали свой столик. К нему рядом с Машкиным стулом заранее был пододвинут еще один стул. Для Отари.

И он появился. В светло-кремовом, в крупную клетку, четко приталенном пиджаке из викуньи от Uomo Collezioni, и такой же, в тон, хлопковой zegnaявской рубашке в полоску, темно-синих джинсах D&G и стильных ботинках на толстой подошве от Raulf Lauren. Отари, раскланиваясь со всеми, показывая всем белоснежные зубы, вальяжно, с достоинством, прошествовал к нашей компании и, припав на правое колено, протянул Машке роскошный букет нежно-снежных роз.

Я смотрела на сидящих в зале женщин и видела их глаза. Только женщины могут вот так вот вбирать и впитывать в себя исходящее от других счастье. Они воспринимают его как свое, одновременно переживая, что оно принадлежит не им.

Машка и Отари поцеловались. И Отари, поклонившись нам, распрямился и оглядел зал. Земфира Андреевна, уже под зарумянившим ее предобеденным кокосом, привстала со своего стула за крайним столиком. Она обожала аффекты и, привстав, нервно промакивала не вовремя потекший нос.

Отари подошел к ней. Галантно склонил аккуратно подстриженную голову, утром он предусмотрительно заехал к Лене Митрофановой, которая подровняла ему виски.

– Добрый день. Я, с вашего разрешения, Земфира Андреевна, ненадолго нарушу вашу трапезу. Пойдемте, прошу вас, я познакомлю вас с моей невестой, – он согнул локоть.

– Почту за честь, – отыграла на публику насморочным прононсом она.

Отари подвел ее к Машке. Маша встретила обольстительницу во всем своем блеске. Высокая, стройная, в синевато-сиреневой накидке Jil Sander, изящно обхватывающей ее тонкую шею, с рассыпанным по плечам и груди светло-золотистым пикабу. И уже почти успокоившимся от хирургических вмешательств, красивым лицом.

– Знакомьтесь, Земфира Андреевна, – сказал Отари. – Это моя невеста, Маша.

– Очень приятно. Очень... – расклеила губы она. И вдруг добавила: – Если пригласите меня на свадьбу, я подарю вам потрясающие сережки от Fine Lewerly.