Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

А тем временем вдали от Парижа, в Анси, в библиотеке родового замка Преверов проходило совещание Илоны Превер-Кушак с ее адвокатами. Здесь же, у окна с видом на соседние Альпы, сидел Алан, насупившись, как провинившийся школьник.

На столе перед Илоной и адвокатами веером лежали фотографии Алены и Алана, сделанные частным детективом с помощью длиннофокусной оптики. На этих фото были все или почти все их эскапады — на ралли, в сафари, на горных лыжах, на подводной охоте, в прыжках с парашютом, на улицах Парижа, Рима и Мадрида.

Старый, лет за семьдесят, адвокат, абсолютно игнорируя присутствие Алана, разговаривал только с Илоной:

— Есть ли у нас хоть один шанс доказать, что Алан не отец этого ребенка?

Илона бессильно пожала плечами.

— Если такого шанса нет, — сказал старик, — если твой Алан уверен, что это его ребенок, и если твои детективы подтверждают, что она была с ним неразлучна во всех его путешествиях, то нам лучше избежать генетической экспертизы и решать эту проблему другим путем.

— Каким? — спросила Илона.

— Детка, — улыбнулся старик, — наша фирма вела дела еще твоего прадедушки, и тогда мы выигрывали дела посложнее этого. В конце концов, чего ты хочешь? Не допустить раздела наследства, не так ли? Что ж. Выходит, если нельзя купить у нее этого ребенка, то нужно его отнять. То есть лишить эту русскую девку родительских прав, вот и все.

— Но как? Как это сделать? — воскликнула Илона. — При наших законах!

— Ну, по закону лишить мать родительских прав можно только в очень редких случаях — если она безнадежная алкоголичка или наркоманка, — сказал старик. — Здесь, к сожалению, не та ситуация. Но!.. Мы приложили некоторые усилия и получили кое-что поинтересней…

Старик жестом приказал своему помощнику открыть потасканный кожаный, времен, наверно, Наполеона Бонапарта, портфель-саквояж. Тот открыл и выложил на стол толстое и аккуратно переплетенное досье.

Илона потянулась за досье, но старый адвокат положил на него руку.

— Детка, — сказал он, глядя Илоне в глаза, — в этой папке полное решение твоей проблемы, то есть спасение двух миллиардов долларов. Ты поняла меня?

— Я поняла, — нетерпеливо сказала Илона.

Но адвокат не выпускал папку.

— Что ты поняла?

— Я поняла, что, хотя мы сотрудничаем сотню лет, в особых случаях наша семья платит вам по двойной ставке. На этот раз ставка будет тройная.

— Умница, — улыбнулся старик и убрал свою руку с папки.

Илона открыла досье.

На первой же его странице были полицейские фотографии Алены в фас и в профиль, сделанные еще во время ее пребывания в испанской тюрьме… Затем на следующих страницах вместе с полицейскими рапортами и документами по-испански и по-французски шли фотографии Алены с Коромысловым на теплоходе «Бато Муш» во время банкета 8 мая в честь Дня Победы… фото Алены с председателем Фонда поддержки воздушных путешествий в Тулоне на судоверфи… и фото Алены с Красавчиком в польской полиции…

Илона, рассматривая эти фотографии и читая документы досье, даже встала и повизгивала от ликования:

— Потрясающе!.. Какая прелесть!.. Фантастик!..

Алан, раздираемый любопытством, подошел к ней, заглянул в досье, и лицо его вытянулось от изумления. А Илона вдруг повернулась и отвесила ему звонкую пощечину.

— Идиот! Ты б еще алжирскую террористку забрюхатил!

— Спокойно, — сказал старый адвокат. — Этого досье достаточно, чтобы депортировать ее из Франции в двадцать четыре часа.

— С ребенком? — спросила Илона.

— Нет, конечно. Ребенок от француза и родится в Париже, а Франция не выбрасывает из страны своих детей. Иначе российские адвокаты вцепятся в это дело мертвой хваткой. Девочку вам придется удочерить.

Девочка родилась восьмого марта, в Международный женский день, о котором во Франции никто почему-то не знает. Алена сначала думала назвать ее Мартой, но это звучало больше по-немецки, чем по-русски или по-французски, и в результате дискуссий Алены с Маргаритой девочка стала Felice, то есть Фелицией по-французски и Феклой по-русски. Нужно сказать, что то ли в силу франко-русской смеси, то ли по каким-то иным причинам девочка с первой минуты выглядела небесным ангелом — тонкое ангельское личико, большие голубые глаза, огромные ресницы, прозрачная белая кожа, крошечные кукольные ручки. При одном взгляде на нее хотелось улыбаться, трогать ее, покупать ей игрушки…

Но пока она получала свое имя, первые прививки и материнскую грудь, совсем в другом месте решалась ее судьба. Многоопытные адвокаты Илоны Превер-Кушак подали в суд документы на лишение Алены родительских прав и депортацию, судебные клерки зарегистрировали эти документы, а прокурор санкционировал расследование прошлого Алены по представленному в суд досье.

И когда Алена с Фелицией на руках приехала к своему адвокату, он встретил их весьма сухо.

— К сожалению, мадам, — сказал он Алене, — открылись обстоятельства, о которых вы меня не поставили в известность. Ваше прошлое дает адвокатам мадам Илоны Кушак очень веские основания требовать вашей депортации и лишения вас материнских прав…

— Но это мой ребенок!

— С ребенком будет все в порядке. По нашим законам, девочке должен быть обеспечен тот же уровень образования и комфорта, какой имеют остальные дети ее отца. И я могу оформить это судебным постановлением. Я могу через суд получить опеку над этой крошкой, она будет воспитываться в лучшем пансионате.

— То есть как в пансионате? — опешила Алена. — А я?

— Мадам, я ваш адвокат, я работаю в ваших интересах. И я вам говорю: я видел ваше досье, а вы свое прошлое знаете еще лучше. У вас нет шансов сохранить ребенка. Вас депортируют, а ребенка отнимут. И это неизбежно, мадам, с этим ничего поделать нельзя, это цена вашей прошлой жизни. Поэтому мы должны думать уже не о вас, а об этой крошке. Что лучше: отдать ее отцу, чтобы его жена содержала ее как Золушку и воспитывала в ненависти к вам, или вы дадите мне право на ее опеку? В этом случае суд определит сумму ее наследства и до совершеннолетия она будет под моей протекцией. А я буду по телефону консультироваться с вами…

— По телефону? — в ступоре спросила Алена.

— Конечно, — терпеливо сказал Нектер. — После депортации вам будет закрыт въезд во Францию.

Но Маргарита смотрела на вещи не так трагично.

— Во-первых, — сказала она, — я не могу себе представить, чтобы во Франции у матери отняли ребенка. Это нужно не знаю что сделать! Взорвать Нотр-Дам! Я живу тут сорок три года и не помню ни одного такого случая. А во-вторых, имей в виду: даже самые лучшие адвокаты в первую очередь думают о себе. Твой адвокат тебя запугивает, чтобы получить опеку не над ребенком, а над ее наследством. Два миллиарда долларов на восемнадцать лет — совсем неплохо, только на банковские проценты я могла бы жить как королева! Нет, наплюй на все, береги нервы и молоко в груди и отвези меня в аэропорт, мне пора домой.