Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

— Дорогие друзья! — поднялся Андрей и постучал по бокалу. — Внимание! Мы объявляем о нашей помолвке!

Тут же вступила музыка, послышались крики:

— Белый танец! Белый танец!

Алена встала, повернулась к Андрею, церемонно пригласила его на танец, и они стали танцевать — одни, в окружении всего зала.

И снова, как когда-то в ресторане «Марбелья клаб», перед глазами Алены поплыли зеркала, витражи, мраморные колонны, хрустальные люстры, оркестр с дирижером. Андрей, обнимая Алену, смотрел на нее влюбленными глазами…

Они вышли из ресторана далеко за полночь — с огромным букетом цветов и в окружении гостей банкета. Сели в свой «лексус», и водитель-охранник покатил по ночной Москве, и радио в унисон с душой Алены голосом Земфиры пело о счастье, любви и близости двух сердец…

Под эту песню Андрей и Алена подъехали к своему дому, отпустили охранника и, целуясь, поднялись лифтом на пятый этаж. Алена нагнулась за выпавшей из букета розой и чуть отстала от Андрея, а Андрей, выйдя из лифта, подошел к двери их квартиры, вставил ключ в замочную скважину.

И тут из-за шахты лифта на лестничную площадку вышел человек в маске и с автоматом в руках, нажал курок и выпустил в Андрея всю обойму. Пули буквально изрешетили Андрея, он упал и лежал у двери, сотрясаясь от пуль, вонзавшихся в него. Кровь выплескивалась из его тела.

Расстреляв всю обойму, киллер швырнул автомат на пол и убежал вниз по лестнице.

Алена, оглушенная, выпустила из рук цветы, и они упали в лужу крови, которая стекала по ступенькам лестницы.

Москва, «Премьер-банк», круглый конференц-зал. Разностильно, но жутко богато: роскошь шелковых обоев, золотая лепнина, мебель эпохи Екатерины, подлинники Васнецова и Рериха, скульптуры Неизвестного и Шемякина. За столом идет совещание директоров банка, президент банка информирует коллег:

— Господа! В стране очередной кризис, и правительству срочно нужны деньги на выплату зарплат и пенсий, иначе могут вспыхнуть массовые забастовки и даже мятежи. А деньги есть только у банков. Но мы их за просто так не даем, и правительство вынуждено провести приватизационный аукцион. На нем будут выставлены… — Надев очки, он читает с листа: — «Норильский никель», «Ростелеком», Красноярский алюминиевый завод, Братская ГЭС и Ямальский нефтегазовый комплекс. Стоимость каждого объекта — пять-шесть миллиардов долларов, но на аукционе любой из этих кусков можно получить в десять раз ниже реальной стоимости. Что будем брать?

Члены совета стали негромко обсуждать:

— Никель…

— Алюминий…

— Никель…

— Нефть…

— На нефть цены неустойчивы…

— Никель…

— Значит, ориентируемся на никель, — суммировал президент. — В этом случае у нас практически только один конкурент — Гжельский. Его нужно убрать из игры. — Президент повернулся к начальнику службы безопасности: — Что у вас есть на Гжельского?

Начальник службы безопасности открыл толстую папку с документами.

— На Гжельского… — И стал листать ее, зачитывая: — Десять лет назад — фарцовка, торговля валютой… Потом махинации с авизо… Счета в оффшорных зонах… Виллы на Кипре, в Испании, на Лазурном берегу…

Президент нетерпеливо перебил:

— Это есть на каждого. Я спрашиваю: что есть, чтобы его убрать?

Начальник службы безопасности в затруднении пожал плечами:

— Ну…

— Что? — возмутился президент. — А для чего я тебя вытащил из ГРУ? Ты же генерал разведки! Ты что — не можешь урыть эту гниду?

Деревню Хорёнки накрыло первым кислым ноябрьским снегопадом. Тяжелые снежинки падали и таяли на мокрой земле, но сверху сыпало и сыпало, и маленький столик, стоявший во дворе бабы Феклы, уже покрыло снежной кашей. Однако бутылка дешевой водки была еще не споловинена, а потому налить из нее водку в граненый стакан и замешать эту водку димедролом было по погоде и в самый раз.

Выпив и утерев рот рукавом ватника, Алена взяла в руки лопату и стала копать огород. Правда, узнать в этой Алене ту Бочкареву, которая когда-то танцевала в ресторане «Марбелья клаб» или совсем недавно — в ресторане «Метрополь», почти невозможно. Лицо тяжелое, испитое, без всякой косметики, на голове застиранная косынка, на плечах телогрейка, измазанная глиной, а на ногах какие-то шаровары и резиновые сапоги. Да и вскапывать сейчас огород тоже странно — ноябрь, вот-вот грянут морозы. Но Алена работала с алкогольным остервенением.

Баба Фекла вышла на крыльцо, позвала:

— Алена, иди есть.

— Не буду. Отстань.

— А чего копать-то? Снег идет…

Но Алена, не отвечая, продолжала ожесточенно штыковать лопатой многострадальную тверскую землю.

Бабка Фекла смотрела на нее и плакала. Потом, скорбно вздохнув, ушла в дом. А к калитке в заборе подошли, оскальзываясь в грязи, три деревенских алкаша, закричали вразнобой:

— Алена!.. Аленка!..

— Чё надо? — отозвалась Алена, не прекращая копать.

— Алён, трубы горят.

Алена взяла со столика споловиненную бутылку и стакан и пошла к забору.

Алкаши встретили ее льстивыми голосами:

— Вот это человек!

— Наш человек, сразу видно!

— Ты стаканчик не пачкай. Мы со своими.

Они достали из карманов стаканы, протянули поверх забора и сдвинули рядом.

Алена приставила к этому ряду свой стакан и разлила водку на четверых.

— А димедрольчику нету? — поинтересовались алкаши.

Алена сыпанула им по таблетке димедрола. Алкаши, выжидая пока таблетки растают, обсуждали:

— Вот это другой разговор!

— Шибанет так шибанет!

— Чернобыль!

— Тополь-М!..

Таблетки наконец растворились.

— Ну, дай тебе Бог здоровья! — сказал Алене один из алкашей, хлопнул свой стакан и тут же ошалело передернулся всем телом, поскольку водка с димедролом действительно шибает похлеще атомной бомбы.

— И большого личного счастья! — пожелал Алене второй.

А третий, выпив и занюхав припасенной в кармане корочкой хлеба, вдруг громко запел:

Второй подхватил:

Обнявшись, все трое пошли по улице с песней:

Алена, выпив свой стакан, смотрела им вслед, хмельно покачиваясь.

Алкаши удалялись, радостно горланя на всю деревню:

Алена вдруг замерла, прислушиваясь к песне, в лице ее появилось какое-то осмысленное выражение. А издали доносилось:

И вдруг из глаз Алены брызнули слезы, она размахнулась пустой бутылкой и шмякнула ее о стену дома.