Татьяна Воронцова - Морской змей

Однажды он уже потерял ребенка. Его подруга сделала аборт, даже не посчитав нужным довести до его сведения. Почему-то его это огорчило, хотя в большинстве случаев мужчинам наплевать. Разновидность мании величия? Мое драгоценное семя и прочая смехотворная дребедень... И вот еще одна беременная женщина, и еще один аборт. Что ж, капитан, наверное, ты просто не умеешь выбирать себе подруг.

Квартира ей понравилась. Большая двусветная гостиная, современная кухня. На втором этаже – две спальни и санузел с ванной. Дубовый паркет на полу, стены выкрашены белой краской с чуть заметным лимонным оттенком. На полу в гостиной квадратный темно-синий ковер. Мебели немного, только самое необходимое, но вся новая и, кажется, не самая дешевая. Светильники из цветного стекла, двери с прямоугольными витражами.

Пока хозяина не было дома, Лиза не торопясь обследовала все ящички, шкафчики, полочки и даже антресоль в прихожей. Почти все оказалось пустым. Венсан еще не нажил столько добра, чтобы заполнить все имеющиеся пространства. В одной из комнат она обнаружила застекленный книжный шкаф и нетерпеливо распахнула дверцы. Пробежала глазами по корешкам книг. Весь Юнг (о боже!), почти весь Ницше (святители небесные!), Мильтон Эриксон (куда же без него?)... древнегреческие философы и историки, веданта, упанишады, библейские сказания, ветхозаветные и новозаветные апокрифы, Каббала, книга Зогар... уф-ф! Рука ее потянулась к томику Артюра Рембо. Он стоял на самой верхней полке, между Киньяром и Майринком. Так, ну и где же он, этот «Бал повешенных»?

Глаза ее торопливо пробегали строчку за строчкой. Спину щекотала холодная дрожь. Буквально от каждого четверостишия ее охватывала странная жуть, как будто надвигалось что-то ужасное – неизбежное, неотвратимое, и единственное, что можно было сделать, – это забиться в самый дальний угол и втянуть голову в плечи.

Поеживаясь, Лиза поставила книгу на место. Ей опять показалось, что она совсем не знает Венсана. Не представляет, как он думает, чем живет. Сила его характера была потрясающей – так же как проницательность и гибкость ума. Мужчина, которого невозможно дурачить. Кельтская кровь. Ну что тут скажешь?

Вдыхая запах свежего постельного белья, она крутится с боку на бок, злясь и негодуя из-за того, что он обрек ее на это ночное одиночество. Ясно, что он наказывает ее за что-то... вот только за что? Даже если она и знала, то упорно не желала себе в этом признаваться. Искупление, наказание... Лиза чувствовала себя ребенком, которого поставили в угол. Лучше бы он решил проблему как-то иначе. Еще немного, и она опустится до горьких сожалений о том, что он так и не ударил ее тогда, в ночь признаний и откровений, а ведь она ждала этого – боялась и ждала. Дикий иррациональный ужас накатывал волна за волной, заставляя кожу покрываться мурашками, но какой-то бес внутри требовал еще более сильных ощущений. Таких, какие смогли бы воистину разрушить все ее бастионы. А Венсан всего лишь рассадил себе руку у нее на глазах. Они помирились, разумеется, и такого бесподобного секса у них не было ни до, ни после той ночи. Но... Но... Оба знали, что война не окончена. И это придавало их отношениям привкус горечи и – увы! – извечной, неизлечимой ненависти к противоположному полу.

Они накинулись на него спящего, и Джемма, будучи инициатором нападения, предложила связать его точно так же, как была связана Лиза. Сонный, он не оказал ни малейшего сопротивления. Да и потом – когда Лиза уже взгромоздилась на его твердую от мускулов задницу (он дремал после купания на неразобранной постели, в одних только джинсах, надетых прямо на голое тело), а Джемма опять, как в самом начале их любовной эпопеи, свирепо прижгла его запястье горящей сигаретой – даже не попытался их остановить, хотя привязаны у него были только руки. Не удержавшись, Лиза спросила, почему он не сопротивляется. От боли у него участилось дыхание и глаза приобрели тот пленительный оттенок дымчато-зеленого, который делал его красоту поистине неземной.

– Странный вопрос, – отозвался он после паузы. – Мужская фантазия о муках, которым подвергнут его неистовые женщины, стара как мир.

– Не думала, что тобой владеют подобные фантазии, – заметила Лиза, любуясь его загорелой спиной.

– Вообще-то нет, но не упускать же такой случай.

Джемма топнула ногой:

– Ненавижу умников! – Сделала очередную затяжку и с милой улыбкой вдавила раскаленный кончик сигареты в его плечо. – Ну-ка посмотри мне в глаза .

Он посмотрел, но почти сразу спрятал лицо в подушку. Его глухой стон ранил Лизу в самое сердце. Неистовые женщины, пожирательницы мужчин... действительно волнующая фантазия! Раз за разом раскуривая гаснущую сигарету, Джемма вынуждала лежащего ничком мужчину – существо по определению более сильное и выносливое, чем она сама, – корчиться со стиснутыми зубами, натягивая веревки.

– Как же я буду драть вас после этого, мои красотки... – прошептал он с каплями пота на лбу, когда она особенно долго не отнимала сигарету.

И, внезапно рассердившись, отвернулся, наотрез отказавшись разговаривать с ними. Таким дьявольски привлекательным они его еще не видели. Ярость и азарт словно бы подсветили изнутри его лицо, сделав его похожим на одного из инфернальных богов, Гермеса или Осириса.

Отыскав среди его вещей ту кожаную гадину с металлическими зубами, Джемма сначала осмотрела ее с гримасой отвращения, а затем приблизилась с ней к кровати.

– Что это за пакость?

Он помедлил.

– Так... сувенир.

– Из твоего героического прошлого?

– Можно и так сказать.

– И ты смог бы ударить Элизу? Или меня?

– T’es bien cale?! [80]

В ярости Джемма зашвырнула смертоносную (ведь при желании ею вполне можно было убить) штучку под кровать и выжгла на мускулистом плече Венсана еще одно клеймо – выходка, на которую он отреагировал лишь презрительной гримасой. К тому моменту все трое были взвинчены и озлоблены до предела, так что оргия, которую они учинили в его спальне, могла бы сравниться с печально известными оргиями императора Тиберия. Мужчина был издевательски нетороплив и неиссякаем в своих фантазиях, женщины – восхитительно покорны. Их рты, влагалища и прочие части тела были в полном его распоряжении, и в запале он вытворял такое, что было стыдно вспоминать. На все его предложения, даже самые шокирующие, они отвечали немедленным согласием. И никогда еще их трио не звучало так мощно, так гармонично. Им точно впрыснули в кровь дозу знаменитого дионисийского безумия, на котором был помешан гениальный Ницше.