Валерий Былинский - Адаптация

Алена говорила искренне, я это чувствовал. Она рассказала, что у нее есть младшая сестра, которая еще учится в школе, мать, отец и бабушка. Главная мечта – встретить мужчину, которого она могла бы полюбить. И что, пока этой любви нет, она живет инстинктивными движениями вперед, стараясь сформировать себя как личность. Тщательно изучает языки – уже знает английский, теперь принялась за испанский. Хочет работать в какой-нибудь серьезной, высокооплачиваемой компании. Наверное, переедет в Москву, где попробует сделать самостоятельную карьеру.

– А что, – говорила она, закурив тонкую сигарету и озабоченно вздергивая тонкие брови, – мир таков, нужно заботиться о себе, потому что если тебе хорошо не будет, то не будет хорошо и другим. Еще я думаю, что в жизни особенно важен здоровый цинизм…

Я с улыбкой кивал. Ее эротическая привлекательность заметно поблекла после этих часто слышимых в жизни и по телевидению слов.

Алена поставила на стол бутылку «Джек Дэниэлс», я налил виски в стаканы и мы выпили. Я спросил, любила ли она уже кого-нибудь. Алена ответила, что всегда искренне этого хотела, но, похоже, ее тело мешает любви. Мерным тоном она сказала, что пока у женщины тело молодое, ему надо найти удачное применение, и что лучше всего, по ее мнению, сделать это в кино. Поэтому, несмотря на свой в сущности уже не юный возраст, она, пожалуй, обязательно попытается поступить в этом году во ВГИК или в Щукинское училище.

– В кино, мне кажется, сейчас лучше чем где-то еще. К тому же оно сейчас находится на подъеме, там вращаются хорошие деньги, – говорила она.

– А что ты думаешь о деньгах? – спросил я.

– Что?

– Что такое деньги? Для чего они даны человеку?

Алена вздернула свои тонкие брови и поменяла местами ноги, сильнее обнажив их.

– Я думаю… – сказала она, – что деньги даны человеку для счастья. Да, наверное, это банальность, но это правда. Большие деньги дают человеку свободу и он может делать все, что хочет.

– Как ты думаешь, в раю могут быть деньги? – зачем-то спросил я. И вдруг заметил, что у нее выступили на глазах слезы; быстро закрыв глаза руками, Алена встала.

– Я… не понимаю, что со мной происходит, – выговорила она.

Я подошел к ней, она резко качнулась в мою сторону. Гладя ее по волосам, я чувствовал, что сам каким-то таинственным способом познакомился с этой девушкой и привел ее сюда, и сейчас она даже почти влюбилась в меня, а я – в нее, и нет никакой Лизы, а существуем только мы вдвоем…

Отпив виски, Алена в самом деле внезапно встала, оперлась со стаканом в руке о кресло и провела пальцами свободной руки по своим зажмуренным глазам – может, у нее там и в самом деле выступили слезы?

– Вы… – сказала Алена, забыв, что мы уже общались на «ты», – говорите так странно, словно в мире не существует вещей.

– Но мне кажется, что их и в самом деле нет.

– Тогда, – неуверенно произнесла она, – все как-то слишком уж серьезно. Вы какой-то ненормально серьезный по жизни, Саша. Вам не говорили об этом?

– Нет. – Я поднял свой стакан, посмотрел на Алену сквозь янтарную жидкость и улыбнулся. – Разве это ненормально, когда-то кто-то улыбается меньше, чем как считается, следует улыбаться?

– Нет, но, я… То есть, если честно, да… это напрягает меня, вот, – Алена облегченно улыбнулась и села на подлокотник кресла. – Вы знаете, почему я сейчас заплакала?

– Я не заметил, что вы плакали.

– Потому что мне стало страшно, словно скоро случится что-то ужасное и я… как будто там будто на секунду побывала. Вам не бывает страшно?

– Бывает, – улыбался я. – Но радости, мне кажется, больше в жизни. Серьезное не всегда муторное, Алена. Наоборот, бывает такая очень хорошая серьезная радость. Не пробовали?

Глядя на меня во все свои блестящие глаза, Алена медленно покачала головой. Возьми я сейчас ее за тонкую талию и перегни назад – так, чтобы волосы коснулись пола, все бы кончилось. Или только началось.

В этот момент я вспомнил слова Христа о том, что грех в душе есть тот же самый, что и наяву, но легко прогнал эту мысль: нет, не то же самое… Сделать то, о чем думаешь, гораздо труднее.

Я не сделал ни одного движения.

Когда любишь женщину – когда действительно ее любишь, – обычно не хочешь других, потому что любовь все-таки, что бы ни изобретали, не имеет материальной основы. Любить – ведь это все равно что поверить в Бога. Это так же страшно, так же катастрофично, так же нелогично и так же навсегда. Любовь – вера в другого человека, путь в него, по которому ты идешь и идешь, входя все в новые и новые города, поселки, деревни, страны. Как же гениально поступил человек, когда пошел впервые по этому пути!

Мне кажется, Алена, когда я уходил, хотела дотронуться до меня – просто дотронуться, – чтобы потом ее ни в чем не могли упрекнуть. Как и большинство женщин, нацеленных на какую-либо цель, она хотела хоть отчасти прикоснуться к ней, хотя и понимала, что это уже совершенно не нужно. Странно, ведь мы ни разу не соприкоснулись за время нашей почти трехчасовой встречи. Если не считать, конечно, что я прижимал ее к груди и гладил по волосам в своей секундной фантазии.

Мы вместе вышли из номера. На улице нам вслед оглядывались мужчины и женщины. Я посадил ее в такси, и она исчезла из моей жизни навсегда. Сам же, пройдя мимо своей припаркованной в гуще автотранспорта машины, пьяный спустился в метро.

Утром, когда я собирался на работу, позвонила Лиза и сообщила, что приезжает сегодня вечером.

– Знаешь, я думаю, пора нам рождаться, – весело тараторила она. – Как, Са, родимся? Что, если сегодня вечером устроить день нашего общего рождения?

– Ты уверена, что именно сегодня день нашего нового рождения? – несколько скептически ухмыльнулся я.

– Конечно, дата не имеет значения, – последовал ответ. – Но зачем откладывать на завтра то, что началось давно вчера? Кстати, у меня для тебя есть ко дню рождения подарок, – добавила она.

– Еще один?

– Ну, скажем так. Тот, первый, был только для тебя. А этот, второй, который сейчас, для нас обоих.

– Лиза.

– Что?

– Ничего… Давай, приезжай.

– Ладно, конечно. Поезд приходит в восемь двадцать вечера. Ты что-то хотел сказать?

– Хотел. У меня нет для тебя подарков.

– Ага, а я что, их тут замогильным голосом требую, что ли? Саша, ты, по-моему, все еще ничего не понимаешь.

– Наверное. Приезжай, я тебя очень-очень жду.

Я ехал на метро к тому месту, где оставил припаркованным свой «Пассат». Сегодня с утра меня мучила изжога и болела какая-то точка в левой половине живота. Интересно, что там находится? Может ли душа забиться в эту точку и заболеть вот так, как болит живот?

А что, если смерть уже близко и прямо сейчас, в эту минуту летает надо мной? А я, строя какие-то нереальные, детские планы с девчонкой младше себя почти на двадцать лет, собираюсь сбежать с ней в какой-то надуманный рай. Что, если вместо рая я почувствую огненную боль в животе и умру в переполненном вагоне метро, не доехав даже до своей машины, не то что до рая?