Дмитрий Вересов - Огнем и водой

Разговоры, как им и полагалось по логике вещей, были крайне приземленными. Говорили о погромах, о голоде, о немцах. Говорили, что немцы непременно предадут, и со дня на день эскадрильи цеппелинов начнут бомбить Петроград, что хлеба в городе осталось на два дня…

Потом на улице, совсем рядом, что-то грохнуло. С потолка посыпалась пыль.

– Началось! – перекрестился кто-то. – Вот оно, допрыгались!

Раздался следующий взрыв, еще ближе.

Жутин снова выбежал наружу, на этот раз – спасать авто.

– Здесь должен быть черный ход! – быстро заговорил Невский, вставая и увлекая за собой Вадима и Серафиму. – Скорее, пока он не вернулся!

– Можно подумать, – пробормотала Серафима, – что ты здесь уже бывал!

– Прошу тебя, – сказал Невский, – все кабаки на свете похожи.

Выбрались в какой-то грязный проулок и быстро зашагали через дворы. Ворота теперь нигде не были заперты.

– Вы хоть примерно представляете, где мы?! – поинтересовался Вадим.

Сам он ничего не мог понять и, когда через двадцать минут троица оказалась у ворот Смольного, воспринял это как еще одно чудо. Впрочем, даже Невский с Серафимой не ожидали, что попасть в Смольный окажется совсем не сложно.

– Ленин? Ленин? – переспросил солдат, который стоял у раскрытых настежь ворот с винтовкой – не то караулил, не то просто прохаживался.

И похлопал себя по карманам, будто что-то искал.

– Махорки, товарищи, не найдется? – наконец спросил он у недогадливых пришельцев.

Махорки не было, от денег солдат отказался.

– У самого карманы такими набиты! – усмехнулся он презрительно. – Деньги! Откуда вы?

Вадим предоставил все объяснения своему спутнику.

– Да есть тут какой-то, – солдат прибавил несколько непечатных выражений, судя по которым известность и популярность вождя в данный временной отрезок была несколько преувеличена впоследствии коммунистической пропагандой. – А на кой вам он?!

– Разве не он сейчас у власти? – спросил Невский.

– У власти! – повторил солдат и замысловато выругался.

– Вы, товарищ, говорите крайне несознательно, – заметил ему Невский.

– Иди с богом! – Солдат поднял винтовку, так что пришлось последовать его совету.

– Мне кажется, ты напрасно разводишь эту агитацию – она здесь не очень-то в моде! – заметил Вадим. – И потом, к чему нам Ленин?! Ну его к лешему! Здесь должна быть столовая. Серафима?

Серафима считала иначе.

– Будет интересно! – пообещал Невский. – Раз уж мы тут оказались, грех не воспользоваться такой возможностью! Да, кстати, чуть не забыл! Мадам, у вас с собой есть пистолет?

– Конечно же, есть! – сказала Фанни-Серафима. – Или вы не признаете женского равноправия? Каждая женщина имеет право на самовыражение, товарищ Невский.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы пустили его в ход во время нашей встречи с вождем, – пояснил Невский. – Это может здорово осложнить нам жизнь на данном отрезке пространственно-временного континуума!

– Чтой-то вы такое сказали, товарищ Невский, – она улыбнулась, – я ничегошеньки не поняла!

Мандат действовал, как волшебная палочка, открывая перед ними двери. В большинстве случаев никто не пытался его читать, хватало печати.

– С лазерным принтером здесь можно таких дел натворить, – сказал Иволгин. – В буквальном смысле слова переписать историю!

– Лазерный принтер – это оружие? – осведомился Невский. – Я не в курсе последних новинок.

Серафима принялась ему объяснять. Вадим рассматривал приемную вождя. На стенах вместо портретов царствующих особ только светлые прямоугольники. Портретов своих вождей новая власть еще не наплодила.

– Владимир Ильич сейчас занят! – сообщил секретарь, стучавший на «ундервуде».

– Зачатки советской бюрократии! – шепнул Иволгин.

Секретарь покосился на них неодобрительно, заслышав незнакомое слово, но промолчал и продолжил что-то там отстукивать. Вероятно, мандаты. Никого больше в приемной не было. Никаких ходоков.

В коридоре раздался грохот, словно уронили несгораемый шкаф. Вполне вероятно, что так и было, – в Смольном шли какие-то перестановки.

– Это, наверное, железный Феликс на перилах катается! – опять шепнул Иволгин, и Сима, не удержавшись, прыснула.

Двери кабинета раскрылись. Владимир Ильич показался в дверях, в одном жилете, без пиджака. Иволгин подумал, что за такую буржуазную внешность сейчас нетрудно схлопотать удар штыком – там, на улицах. Но что позволено Юпитеру, не позволено, как известно, быку.

С вождем мирового пролетариата он встречался до сих пор лишь один раз. Правда, было это гораздо позже – примерно полвека спустя. Гертруда Яковлевна во время поездки в Москву, к родственникам, привела сына на Красную площадь – посмотреть на покойного вождя. Иволгина мумия напугала, и вертелось на языке множество вопросов, которые мать настоятельно просила не повторять на людях.

– Вы ко мне, товарищи? – Ульянов картавил меньше, чем они ожидали. – Проходите, проходите!

– Каплан, Каплан… – повторял он минуту спустя, не выпуская руку Фанни. – Мы с вами не встречались в Женеве, товарищ Каплан?

– Вряд ли, я бы непременно помнила! – сказала Серафима, нисколько при этом не покривив душой.

– Что это там у вас на пальце? Ради бога, спрячьте! Увидит пьяная матросня и экспроприирует в интересах революции!

После этого Ильич переключился на Иволгина. Невский успел ему что-то нашептать вполголоса. Вадим напрягся, расслышал слова «контузия», «преданный делу» и «рабоче-крестьянское происхождение»…

– Как вы думаете, товарищ, – громко спросил Ленин у Невского, которого видел впервые в жизни, – может ли товарищ Иволгин исполнять обязанности народного комиссара, а?

– Может! – не моргнув глазом, ответил Невский и хлопнул по плечу Вадима, отчего Домовой, совсем ошалевший от подобной перспективы, подпрыгнул на месте.

«Теперь не отвертишься», – подумал он.

– С массами умеете работать? Впрочем, это дело наживное! – Прищуренные глаза ощупывали Вадима. – Нам катастрофически не хватает людей, способных на волевые решения, – пожаловался Ульянов. – Промышленность, банковская система… Чем жестче вы будете действовать, тем лучше! Хаос, нам сейчас нужен хаос! Вы будете повелителем хаоса! Как вам такая идейка, дражайший?

«Царем – никогда!» – мелькнуло в голове у Иволгина, но что-то ему подсказывало, что благоразумнее будет согласиться. И эти глаза. «Боже мой, да он одержимый!» – понял Вадим. Страшно было находиться рядом с этим человеком. И одна мысль не могла не прийти в голову сейчас – что будет, если он, Вадим, убьет его?! Можно ли этим поступком остановить кровавую карусель, в которую втянута страна, или уже поздно? А ведь где-то здесь ходит-бродит другое чудовище, товарищ Коба, будущий отец народов! Голова шла кругом.