Михаил Барановский - Последний еврей

– А потом, – зловеще шепчет Илья, – совершенно незаметно, среди уважения и взаимопонимания, начинают удлиняться клыки, вырастать когти, а глаза отливать красным, – Илья дико орет, и тут же, от неожиданности, кричит Анна.

– Я в Москве была у одного режиссера, – успокоившись, говорит она, – показывала ему твою пьесу.

– И? – резко привстает на локте Илья.

– Она ему понравилась. Только он не театральный режиссер. Он кино снимает.

– И?

– Он хочет снять кино по твоей пьесе. Надо только немножко переделать.

– Что?

– Сделать из пьесы киносценарий. Он говорит, это не сложно. И поменять название. Есть только одно «но».

– Какое?

– У него нет денег на кино.

– Фух! – Илья с облегчением падает на кровать.

– Но я, кажется, знаю, где их можно взять.

– Ты хочешь ограбить банк? – настораживается Илья.

– Нет. Я знаю человека, который уже это сделал. И теперь он на девяносто процентов состоит из баксов.

– Слушай, ему наверняка нужно разбить газон.

Счастливый Илья идет по улице, он подходит к своему дому и срывает растущий за оградой жасмин. Войдя в квартиру, он протягивает цветы встречающей его Рахили Иосифовне:

– Ну-ка, посмотри на меня! Ты что такой счастливый? У тебя что, роман?

– У меня пьеса.

– С кем?

– С Анной.

– Я так и знала. Я даже знаю, как эта пьеса называется.

– Название будет другое. Я бы на твоем месте вообще воздержался от комментариев.

– Я знаю, ты бы вообще лишил меня права голоса, – пытается обидеться Рахиль Иосифовна.

– Ну, «эту песню не задушишь, не убьешь».

– Эту пьесу не задушишь, не убьешь. Спасибо за цветы.

Илья у зеркала ловко повязывает галстук. Рахиль Иосифовна на пути откуда-то и куда-то останавливается в дверях, наблюдая за сыном:

– Ты куда? Опять жениться?

– Ты заметила, движения уже практически доведены до автоматизма. Я иду на утренник.

– Это что-то новенькое, – с любопытством замечает Рахиль Иосифовна.

– Я иду на утренник, в детский сад.

– Да? – Рахиль Иосифовна подозрительно смотрит на сына. – Только я тебя умоляю – постарайся не напиться.

– Мама, меня пригласила Аня в детский сад, к своему сыну, на утренник, в логопедическую группу.

– В какую группу?

– В логопедическую. Он не выговаривает какие-то буквы.

– Я не знаю, на какой утренник ты ходил последний раз, но пришел ты среди ночи, и с дикцией у тебя тоже было не все в порядке.

Анна и Илья сидят в первых рядах небольшого зала, все места заняты родителями. На сцену выходят дети, они читают стихи и поют песни. У каждого из них какой-то дефект речи, из-за чего разобрать смысл произносимого практически невозможно.

– Вон он, – шепчет Анна, – в красных штанишках.

– Зачем ты отдала его в логопедическую группу?

– Он не выговаривает пять букв.

– Здесь он разучится выговаривать все остальные, – безапелляционно заявляет Илья.

Утренник закончился, и все вышли на улицу.

– Тебя как зовут? – спрашивает Илья мальчика в красных штанишках.

– Мифа, – отвечает тот.

– А меня – Илья.

– Я знаю, – говорит Миша. – У тебя больфой писюн?

– Что?

– У тебя больфой писюн? Ты что, глухой?

– Большой, – растерянно отвечает Илья.

– И у меня больфой, – говорит Миша.

– Отлично.

– Я знаю. Ты мамин фихтивный муф.

– Я ему этого не говорила, честное слово, – смущается Анна.

– Это, наверное, влияние улицы, – предполагает Илья.

– Далее по программе у нас праздничное застолье, – возвещает Анна, – садитесь в машину!

Она открывает бардачок, достает оттуда конверт и протягивает его Илье.

– Барнаульский драматический театр, – читает Илья обратный адрес. – Что это?

– Они хотят поставить твою пьесу. И похоже, это только начало.

Поздний вечер. Рахиль Иосифовна сидит перед телевизором. Открывается входная дверь. На пороге появляется Илья. Он сильно «под градусом»:

– Здравствуй, мама. Я вернулся.

– Ну, и что я говорила?

Вечером в квартире Ильи звонит телефон. Илья берет трубку:

– Ты можешь сейчас же ко мне прийти? – Анна явно чем-то взволнованна.

– Конечно, – говорит Илья. – Что случилось?

– Приходи, – частые гудки.

– Что-то не так? – с порога спрашивает Илья.

– Все не так.

– А именно?

– Немцы придумали новый закон, по которому смешанные семьи…

– Что за смешанные семьи?

– Семьи, в которых один еврей, а другой – нет, должны прожить здесь минимум три года, прежде чем им разрешат выехать в Германию. Так они, видимо, решили бороться с фиктивными браками.

– Ну, и что делать?

– А что тут можно сделать? – Анна садится за стол и закуривает.

– Надо сказать маме, чтобы она пулей выходила замуж. Иначе нам придется ждать еще и их, – говорит Илья.

– Знаешь, никто никого не должен ждать.

– В смысле?

– За эти три года может произойти все, что угодно, – говорит Анна.

– Например? – настораживается Илья.

– Мало ли, как могут измениться обстоятельства. Внезапная любовь… стихийное бедствие…

– О чем ты говоришь?

– Три года – это очень большой срок. Три года настоящей, а не фиктивной жизни. Я не имею права претендовать на эти твои годы. К тому же без меня ты сможешь уехать значительно быстрее. Как только ты захочешь, я тут же подам на развод.

– Так. Значит, развод? А если я не захочу? Тогда захочешь ты?

– Я не знаю, может, и так. Я просто хочу сказать, что у нас теперь нет никаких обязательств друг перед другом.

– Ты бы сразу сказала, что я тебе нужен только для того, чтобы уехать, – злится Илья.

– Во-первых, с этого, если помнишь, мы и начали. А потом…

– Ну, что потом?

– Не знаю, что потом. Суп с котом.

– Понятно. Я ухожу, – Илья направляется к двери.

– Что я должна сказать? Не уходи? Останься? Броситься тебе на шею?

– Я не знаю, что ты должна сказать. Спасибо, все было очень вкусно. – Дверь за Ильей с грохотом захлопывается.

– Ауф видер зеен! – кричит Анна ему вслед.

Прошла неделя, а может, меньше или больше.

В кафе у Анны Нина шепчется с ней в углу, искоса поглядывая на пожилого человека за столиком.

– Зачем ты его привела? – раздраженно спрашивает Анна.

– Я чувствую свою вину, я хочу все исправить. Тебе что, трудно подойти и познакомиться?

– Ты ни в чем не виновата. Я не хочу ни с кем знакомиться. Я вообще уже ничего не хочу.

– Перестань, у тебя такой период. Это как месячные – пройдет. Надо начать с чистого листа. Посмотри, какой красавец. Чувствуется порода! – Нина старается быть убедительной.

– Ты понимаешь русский язык? Я не хочу никуда уезжать. Я не могу все время выходить замуж.

– Его зовут Ефим Моисеевич, – игнорируя все протесты, напирает Нина.

– Хорошо. Пошли, – вдруг соглашается Анна.