Азарий Лапидус - Падающие в небеса

– Иосиф, мы знаем, что ты вместе с отцом собирал книги, оставшиеся в магазине, поэтому, выполняя его волю, мы хотели бы, чтобы ты забрал их себе, разрешив каждому из нас взять по одной книге.

– Конечно, Петр. Берите столько, сколько вам нужно!

– Нет-нет. Отец хотел отдать книги тебе, так и будет. Мы возьмем себе четыре книги, каждому по одной, остальные сложим в стопки для удобства транспортировки, а ключи передадим Шимону. – Петр кивнул в сторону кузена. – Ты сможешь сейчас пойти с нами?

– Конечно! Юноше не терпелось зарыться в книгах, которые он любил больше всего на свете. Он был готов часами пропадать в магазине, листая старые пожелтевшие страницы старинных фолиантов, читать новые поступления, но еще больше Шимон любил копаться в старинных рукописях.

Иосиф появился в магазине через пару часов после сына и теперь стоял посреди помещения и думал: что же делать с книгами? Попытаться продать их здесь, в Праге? Нехорошо, этим поступком он обидит детей Бенциона. Изучить и систематизировать книги, оставленные братом? Потребуется много времени, а Иосиф с сыном завтра должны были уезжать в Вену.

«Ладно, – подумал Иосиф, – отправим все в Вену, а там, на досуге, вместе с Шимоном разберемся».

– Шимон, надо съездить в транспортную контору и договориться о доставке книг к нам в венский магазин.

– Я уже все организовал.

– Что ты организовал? – удивленно спросил отец.

– Договорился о доставке книг в Вену.

– А откуда ты знал?

Сын воспроизвел отцу его же фразу, будто он минуту назад прочитал его мысли:

– Отправим в Вену, а там, на досуге, вместе разберемся.

«Надо же, какой способный парень! Неужели и он, как его дядя, всю жизнь проведет среди стеллажей, глотая книжную пыль?»

Иосиф помнил, как родители ставили в пример Бенциона, говорили, что именно он достигнет жизненных высот, совершит поступок, которым прославит себя и всю свою семью. Ничего из этого не получилось. Да, старший брат и его дети ни в чем не нуждались, но и величайших открытий он не совершил. Жил себе спокойненько, имел большой круг друзей и знакомых, а все свободное время проводил среди книг. Большей радости ему не требовалось. Такой жизни для своего любимого сына Иосиф не хотел, но и бросить семейный бизнес он не мог, поэтому принял половинчатое решение: до тех пор, пока бизнес с Россией не стабилизируется, Шимон будет заниматься магазином, а потом он пойдет учиться, чтобы после окончания университета начать работать с отцом.

Все это казалось Иосифу абсолютно реальным, он надеялся, что уже через год сможет продать магазин в Вене и отправить Шимона в университет – наверное, в Берлинский, потому что на сегодняшний день это было лучшее учебное заведение, известное Шварцу. То, что его сын без труда поступит в любой университет Европы, Иосиф не сомневался.

Шимон прервал размышления отца:

– Мы можем идти или ты хотел еще что-нибудь посмотреть здесь?

– Нет, пожалуй, все. Хотя подожди, пойдем посмотрим кабинет.

В кабинете было все убрано. Здесь Бенцион хранил наиболее ценные издания и рукописи примерно пятьдесят – шестьдесят экземпляров, и сейчас они были сложены в три стопки, две из которых – книги, а одна – рукописи. Каждый из этих трудов мог стоить целое состояние и являлся предметом мечтаний коллекционеров и музеев всего мира.

– Папа, давай заберем все это с собой?

– Я не против. Но нам будет тяжело нести. Не забудь, что у нас ведь с собой еще два чемодана.

– Я сам их понесу, – взмолился Шимон.

– Ну, хорошо, я не возражаю.

Отец взял две стопки с книгами, оставив сыну рукописи. Шимон в одно мгновение схватил стопку, поднес ее к груди как самое дорогое, что может быть у человека, и мысленно поблагодарил покойного: «Спасибо дяде Бенциону, что в своем завещании он не забыл про меня».

Потом Шимон отодвинул рукописи не расстояние вытянутых рук, как будто наслаждаясь их видом. Каждый труд был размещен в специальной папке, надписанной на переплете, и только один выделялся своими нестандартными размерами, не позволившими положить его в папку. Это была тетрадь в темно-коричневом переплете.

Иосиф со связками книг в руках обошел помещения магазина, метр за метром, как будто прощаясь с местом, которое он помнил и любил почти всю свою жизнь.

– Теперь уже окончательно – все! Пошли, Шимон.

– Пойдем, папа!

Счастливый Шимон Шварц почти бежал. Ему не терпелось как можно скорее добраться домой и начать изучение доставшихся от дяди книг и рукописей.

Автобус подрулил к главному входу гостиницы «Хилтон» минут через десять. Ресторан, расположенный на первом этаже, был практически пуст. Сапожников вошел первым, Авдеев держался чуть позади. А когда Михаил Петрович остановился в центре зала, разыскивая глазами Липсица, Авдеев остановился у широких стеклянных дверей. За несколькими столиками сидели посетители, пьющие кофе с десертом и мерно потягивающие дижестивы.

Сапожникову показалось странным, что в зале находились только мужчины, хотя, может быть, ничего в этом удивительного и не было, ведь основной контингент ресторана – постояльцы гостиницы, оказавшиеся здесь по делам. Женщины, без особой на то нужды, предпочтут более фешенебельные места, чем гостиница, находящаяся практически на летном поле. Мужчинам же по большей части безразлично, где ночевать. Приехал, провел ночь и опять на самолет или на работу где-нибудь рядом с аэропортом.

Мотя расположился в углу ресторана. Сапожников, резко вошедший в зал, привлек внимание всех посетителей. Липсиц поднял голову и устало махнул рукой, призывая Сапожникова проследовать к своему столу. Михаил Петрович миновал столик с двумя мужчинами, одетыми на американский деловой манер: в темных костюмах, белых рубашках и ярких красных галстуках. Они внимательно изучили с ног до головы Сапожникова, как будто в их глаза были встроены аппараты контроля допуска. При этом Мотя продолжал все так же вяло махать рукой. Понимая, что этот жест вряд ли относится к нему, Михаил Петрович оглянулся и увидел резко исчезающую в дверном проеме физиономию Авдеева.

– Пригласи своего напарника. Что же человек будет маяться за дверью? – сказал Липсиц.

Сапожников на этот раз не стал спорить и пререкаться, повернулся и пошел к двери.

– Антон, пойдем! Мотя тебя видел и приглашает к себе за стол.

Авдеев нехотя вышел из-за дверей и направился следом за Сапожниковым, бросив на ходу:

– Лишнее про меня не говори!

– Я вообще могу молчать, – повернув голову, с ухмылкой сказал Михаил Петрович.

Липсиц с интересом посмотрел на Сапожникова, перевел взгляд на Авдеева. Тот спросил первым:

– Узнаешь?

– Конечно! Антон.