Наринэ Абгарян - Манюня

— Юра, у нас четверо детей, — взмолилась мама.

— А то я об этом не помню, — отозвался папа, — мать четверых детей должна уметь плавать как рыба! Держись за руку… ладно, не хочешь за руку, держись за шею… отпускаю… не души меня… говорю — недшмня… кха-кха-кха…

«Плюх!» — и мама снова ушла под воду. Папа пошарил рукой и вытащил ее на поверхность.

— Аааа, — отдышалась мама, — никогда больше не поеду на море!

— Пап, — нам стало жалко маму, — не надо ее плавать учить, а если она утонет?

— Да не утонет она, — вскипел папа, — это нормально — человеку тридцать четыре года, а она плавать не умеет?!

— Но мы ее и без «плавать умеет» любим, — заверили мы его.

— Не хочу я плавать уметь, — жалобно расплакалась мама.

— Боишься?

— Боюсь.

— Ладно, черт с вами, — махнул рукой папа, — пойдем, прогуляемся хоть по пирсу, полюбуемся на тех, кто ныряет в воду.

— Спасибо тебе большое, — чмокнула его в щечку мама, — вот по пирсу прогуляюсь с удовольствием!

И мы пошли гулять по пирсу. На людей посмотреть и себя показать.

— Не забывай о французской осанке, — напомнила мне Маня.

Мы втянули животы и расправили плечи, отклячили попы и пошли, вихляя тощими бедрами.

— Во дают! — присвистнул какой-то мальчик.

— Ща как дам в глаз, — успокоила его Каринка.

Мы шли за родителями и любовались маминой фигурой.

— Мам, ты у нас такая красавица, — выдохнула я, — никто не скажет, что у тебя четыре дочки! Ты худенькая, и попа у тебя совсем не большая.

— Спасибо, — зарделась мама, — у меня просто гены хорошие.

— А у нас какие простогены?

— Не простогены, а гены. У вас тоже хорошие гены.

— Ура! У нас хорошие гены, — захлопали мы в ладоши.

— А у меня лучше всех! — прыгала вокруг нас Манька.

Потом мы принялись болеть за тех, кто ныряет в море. Долго любовались тоненькой девушкой в красном купальнике. Она какое-то время простояла на краешке пирса, потом в профессиональном прыжке прямой стрелой ушла в воду.

— Браво, — захлопали зрители.

Девушка вынырнула и помахала всем рукой.

— Надя, последняя попытка, давай я тебя сейчас с пирса столкну. Инстинкт — великое дело, ты мигом вынырнешь и больше не будешь бояться воды. А я следом прыгну, буду тебя подстраховывать, — сказал папа.

И, не дожидаясь ответа, столкнул маму в воду.

— Ааааааа! — кричала мама, пока летела к воде.

— Ааааааа! — орали мы ей сверху.

«Бултых», — спрыгнул за мамой в воду папа.

«Бултых-бултых-бултых», — спрыгнули за папой еще несколько человек.

Какое-то время на поверхности вообще никого не было, потом один из ныряющих вытащил маму.

— Развожусь, — выдохнула мама, как только отдышалась.

— Ааааааа, — орали мы сверху, — а где же папа???

Папа не выныривал. Кто-то вытащил маму на берег, и она тут же начала бегать вдоль кромки воды, рвать на себе волосы и орать: «Спасите моего мужа». Про развод она больше не заикалась.

Через минуту подоспели спасатели. Еще несколько томительных секунд — и они вытащили на поверхность совершенно бледного отца.

— Он живой? — кричали мы сверху и обливались горючими слезами. Громче всех орала Манюня:

— Дядяюрочка, ну хоть что-нибудь скажи, хоть головоооой пошевелииии!!!!

— Он живой? — кричала мама с берега и норовила пуститься вплавь к мужу.

— Живой, — успокоили нас спасатели, — в обмороке, воды наглотался.

Потом оказалось, что, когда папа в спешке прыгнул в воду, он как-то неправильно нырнул и от резкого перепада давления потерял сознание. И пошел ко дну.

Дядя Миша подоспел, когда спасатели втащили папу на катер и делали ему искусственное дыхание.

Сначала папу рвало водой, а далее он пришел в себя и стал тут же отшучиваться, мол, все это специально придумал, чтобы крепкие мужики ему искусственное дыхание сделали.

— Все, — говорил он, — пошел я по кривой дорожке, обратного пути мне нет.

Потом папу торжественно доставили на берег, и они с мамой обнимались, и мама говорила: «Ну какой же ты у меня дурачок», — а папа говорил: «Жена, ты безнадежна, плаваешь как булыжник». А мы прыгали вокруг и орали: «Ура-ура, все живы-здоровы».

— Баааа, — рыдала Гаянэ, — сейчас уже совсем терпеть не могууууу.

— Да что же это за наказание такое, — ругалась Ба, — деточка, давай подумаем о чем-нибудь отвлеченном, давай камушков наберем красивых.

— Неееет, — плакала Гаянэ и норовила стянуть с себя трусики, — я прямо здесь покакаю!!!

Времени на раздумья не оставалось. Ба пошарила в сумке и достала стопочку картонных стаканчиков из-под мороженого. Огляделась. Недалеко возвышались три пальмы, а под ними даже росла какая-то чахлая трава.

— Вот тебе стаканчик, — сказала она, — беги туда в деревья и покакай прямо в него. Смотри не промахнись. А потом закопаешь его в песок.

— А я так дырочку в попе не найду, — пуще прежнего зарыдала Гаянэ.

— Так. Сними трусы. Наклонись. Хо-ро-шооо.

Ба примерилась, приставила стаканчик к попе Гаянэ.

— Придерживай вот тут вот. Побежала!

И Гаянэ рванула с места, семафоря всем своей толстенькой попой. Бежала чуть нагнувшись, придерживая у «выхода» стаканчик руками.

— Лопаточку забыла, — крикнула ей вслед Ба.

— Потом вернусь за ней!

— Фух, — протерла пот со лба Ба, — ну что, Сонечка, тебе покакать не хочется?

— Неть, — Сонечка увлеченно терзала затычку красного матраса, — я уже сдеяла ка-ка.

— Остается еще мне тут покакать, и сегодняшнюю миссию можно считать выполненной! — выдохнула Ба.

— Простите? — наклонился к ней внук Гольданской.

— Фух, как вы вовремя, — обрадовалась Ба, — посмотрите за ребенком, а я сбегаю туда в кусты.

— Здесь недалеко есть общественный туалет. Правда, ужасно загаженный, и очередь к нему большая, но все же это лучше, чем в кусты ходить, вам не кажется? — неосторожно спросил Евгений Петрович.

Ба смерила его таким взглядом, что вся морская влага мигом выпарилась с тела Евгения Петровича.

— Там у меня внучка какает! — прогрохотала она на весь пляж. — А вы себе шуточки идиотские позволяете!

— О, простите меня, Роза Исааковна…

— Иосифовна! И я думаю, что у вашей бабушки таки были шрамы на лице, — выдохнула огнем Ба, подняла с песка лопаточку и пошла к пальмам.

Либидо Евгения Петровича было растоптано на веки вечные!

За время нашего отдыха в Адлере случилось еще много чего интересного. Как-то:

Сонечка умудрилась поймать и съесть пчелу. Пчела ужалила ее в нижнюю губу, и все потом прыгали вокруг Сонечки, чтобы она не плакала и не расчесывала до крови губу. Когда Гоги брал ее на руки, она хваталась ручками за его уши и терлась зудящей губой о пышные усы.

«Уертихуостка», — смеялся Гоги.