Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

– Ешь! Это полезно, – проворчала она, вручая внучке морковку.

Сказать о том, что родственнички пожалели бутерброда из лаваша с сыром, бабке не позволила гордость. Арусяк с Аннушкой вздохнули и стали дружно грызть морковку.

Вскоре к ним присоединилась тетя Офелия, которой не хватило места в автобусе.

– Э-эх, когда я уже на твоей свадьбе погуляю? – горестно вздохнула бабушка и посмотрела на дочь.

– Когда-нибудь, – отрезала Офелия.

Видя, что поговорить с дочерью не удается, бабушка переключила внимание на Аннушку и стала жаловаться на жену дяди Гамлета. Аннушка флегматично посмотрела на бабку, нащупывая в кармане платья пузырек с пургеном. Офелия недолго думая подошла к дереву, сорвала парочку зеленых абрикосов, один из которых съела сама, а другой протянула Арусяк. Арусяк с удивлением посмотрела на тетку и от абрикоса отказалась. Тогда Офелия пожала плечами и стала жевать второй, потом подошла к дереву, оглянулась вокруг, сорвала еще десяток и стала их поглощать. Арусяк смотрела на нее с тоской и ждала возвращения молодоженов, то и дело потирая рукой бурчащий живот.

Вскоре стали выносить подносы с едой и накрывать на стол. Стол тут же облепили большие зеленые мухи, которых в деревне было полно. Увидев это, бабушка Арусяк не выдержала, подошла к маме Армана и брезгливо заявила, что в оливье и прочих салатах увязли мухи и есть она такое не будет, а если они желают, чтоб она уважила их и села за стол, то пусть примут меры. Мать Армана фыркнула и заявила, что мухи в деревне водились всегда и регулярно попадали то в суп, то в мацун, однако никто от этого не умер, а если бабке так противно, то пусть она вытащит насекомых, а еду накроет целлофаном. А вообще-то никто не обидится, если бабушка не сядет за стол, поскольку еды мало, а народу много, и желающих полакомиться оливье, пусть даже с мухами, найдется предостаточно.

– Зачем же тогда народу столько приглашали? – возмутилась бабушка.

– Затем, – фыркнула мама Армана и вручила бабке ложку для извлечения мух и целлофан.

Бабушка гордо подняла голову и удалилась. Спустя пару минут страшно голодная Арусяк занялась весьма увлекательным и, главное, ответственным делом: прищурившись, она ходила вокруг стола, выковыривала мух из салатов и бросала их в железную плошку. Процесс продвигался медленно, и она решила вынимать их вместе с горстями салата. Тетя Офелия помогала ей, а бабушка Арусяк снова удалилась под яблоню к Аннушке и затянула вечную песнь про плохую невестку Рузанну. Вскоре из церкви вернулись молодожены, взмокшие от жары и счастливые. Гостей быстро рассадили. Арусяк с бабкой, мамой и Офелией усадили с краю, Пете места не хватило вообще, и он присел возле костра с шашлыком. Бабушка довольно улыбнулась и толкнула Арусяк локтем в бок:

– Сейчас папа нам шашлычка принесет. Пусть сами едят свой оливье с мухами, хи-хи!

– Ага! – обрадовалась Арусяк, искоса поглядывая, как гости ловко орудуют ложками.

За минуту гости смели не только оливье, который ели прямо из салатников, но и всю бастурму, суджук и прочие закуски. Когда Петр с отцом жениха поставили на стол первые подносы с шашлыком, бабушка вскочила и попыталась выхватить хотя бы кусочек, но гости оказались проворнее. Бабушка снова толкнула Арусяк в бок и прошептала:

– Сейчас еще принесут, не зевай.

Зевать Арусяк не собиралась, поскольку к тому времени она готова была съесть даже оливье с мухами. Вторая попытка успехом не увенчалась, как и первая. Бабушка тихо выругалась и пошла к отцу жениха, своему брату, жаловаться. Тот тяжко вздохнул и сказал:

– Эх, Арус, ну ты же свой человек! Не обижать же мне гостей.

Бабушка плюнула и вернулась назад. Есть хотелось страшно.

В это время свадьба шла своим чередом. Гости поздравляли молодоженов, дарили подарки, пели и танцевали. В левом углу стола под раскидистой грушей сидели музыканты: двое играли на дудуках, один – на дголе, один – на аккордеоне. Юные джигиты вдохновенно играли и время от времени прикладывались к кувшину с вином. Люди, выходившие танцевать, кидали в футляр из-под дгола деньги. Мать жениха подошла к бабке Арусяк и прошептала на ухо:

– Арус, а тебе не кажется, что сын твоего двоюродного брата Вазгена в детстве был черненьким?

– Мне не кажется, я, слава богу, склерозом не страдаю, – обиженно ответила бабушка и добавила: – Зато мне кажется, что скоро мой живот прилипнет к позвоночнику от голода.

– А почему он стал вдруг белым? – спросила Роза, делая вид, что не услышала последнюю реплику, и показала в сторону парня, вовсю растягивающего аккордеон.

– И правда белый, – сказала бабушка, прищурившись. – Может, поседел? А это вообще он?

– Конечно, он, мы специально вчера соседа Сурика отправили в Ереван, чтобы он зашел к Вазгену и попросил, чтобы его сын приехал со своими друзьями поиграть на нашей свадьбе, – ответила Роза. – Сегодня утром он и приехал с музыкантами, сказал, что от Вазгена.

– А чего Вазген не приехал? – поинтересовалась бабушка.

– Сын сказал, что заболел.

– А-а, ну, значит, все в порядке. Знаешь, почему он белый? Я вспомнила: бабушка жены Вазгена была урусом, он, наверно, с возрастом побелел, в нее пошел, – ответила бабушка.

– Может быть, но это странно, – задумалась мать жениха и убежала за очередным тазиком с оливье.

Отчаявшись поесть, Арусяк совсем скисла, как вдруг подошел Петр, хитро улыбнулся и прошептал бабке на ухо:

– Сейчас-сейчас, я вам вкусненького принесу.

Бабушка приободрилась. Через десять минут голодные гости из Еревана наблюдали роскошную картину: несущийся бегущий по огороду прямо по грядкам, Петр подпрыгивал, перекидывал из руки в руку какой-то дымящийся предмет яйцеобразной формы и дул на него. В эту минуту он был похож на Прометея, убегающего с огнем от гневных богов. Петр добежал до бабки и плюхнул ей в тарелку нечто. Арусяк, Аннушка и бабушка, истекая слюной, наклонились над тарелкой, посмотрели, принюхались, подняли глаза и дружно спросили:

– А что это?

– Это баранье яйцо! – гордо ответил Петр. – Оно вкусное, вы ешьте, я вам скоро второе принесу, шашлыка-то больше нет.

Бабушка и Аннушка внимательно изучили продукт со всех сторон, вздохнули, но решили попробовать. Бабушка взяла нож и попыталась разрезать злополучное яйцо, которое вертелось на тарелке, как яблочко из сказки Пушкина. Тогда бабушка прижала его вилкой и что есть силы надавила ножом. Яйцо лопнуло и щедро оросило сидящих рядом гостей, в том числе Аннушку, Офелию, Арусяк и бабку, желтовато-красной жидкостью.

– Ваше яйцо всмятку оказалось! – фыркнула Аннушка, отряхивая костюм.

– Погос! – завопила бабушка.

На зов матери явился Петр-Погос. К тому времени Арусяк уже совсем умирала от голода, но отец пообещал, что через несколько минут принесет им два прожаренных яйца. Очень скоро он действительно вернулся, но почему-то с пустыми руками, сел рядом с бабкой, вздохнул и прошептал: