Эмилия Прыткина - Свадебный переполох

В назначенное время перед очами узбека предстало полотно кисти великого художника Офелии Мурадян: над обрывом, поросшим мелким кустарником, упираясь передними копытами в камни и подняв задние к небу, стоял осел. Морда осла, обращенная к речке, бурлящей внизу, выражала ужас. Черное от грозовых туч небо нависало над обрывом, придавая картине необходимую трагичность. На заднем фоне были изображены маленькие фигурки узбеков, которые бежали, простирая руки к обреченному животному. Увидев картину, узбек залился горючими слезами и прорыдал на груди у мастера Ованеса добрых полчаса, после чего вытер мятым носовым платком глаза и отдал тетке еще двести долларов, пообещав, что всенепременно закажет ей еще парочку картин, ежели судьба когда-нибудь снова забросит его в Ереван.

Вечером тетка с Ованесом отмечали радостное событие и распивали на лавочке возле вернисажа вино. Ованес лукаво улыбнулся и сказал, что продажа дудуков и картины – вовсе не случайность, а следствие его тренировок по освобождению своего астрального тела и наблюдения за ходом планет. После этого добрый Ованес вручил Офелии две книги: одну – по астрологии, а другую – по эзотерике; в последней описывались выходы астрального тела из физического.

– Если внимательно следить за ходом планет, то можно вычислить дни благоприятные и не очень, – заверил он тетку, – а если научиться освобождать свое тело, то можно вообще ничего не вычислять, а просто отправить его заранее туда, куда тебе нужно, и сделать все, что ты хочешь. А потом это все сбудется, точь-в-точь так, как ты запрограммировала. Запрограммируешь, что картины продадутся, – так и будет. Думаешь, я просто так дудуки продал?

Астрология показалась тетке наукой сложной, а вот путешествия в астрале захватили ее всецело, и уже месяц она пыталась достичь хотя бы первой ступени, при которой начиналось легкое покалывание по всему телу, последующее онемение членов, покачивание и толчок, за которым начиналась вторая ступень: собственно выход астрального тела и его дальнейшие путешествия.

Вот и в тот вечер Офелия зашла в комнату, посмотрела на Арусяк и попросила ее о следующем:

1. Не скрипеть кроватью.

2. Не шуметь и не пугаться, если вдруг от тетки отделится нечто эфирное и устремится в окно.

Арусяк испуганно посмотрела на тетку и прошептала:

– А можно, я не буду смотреть на то, как это тело будет отделяться?

– Нет, лучше посмотри, потом мне расскажешь, отделилось оно или нет, а то я могу заснуть и ничего не заметить.

После этого тетка легла на кровать, вытянулась и стала ровно и глубоко дышать. Арусяк, свято уверовавшая, что тело отделится, обезумев от ужаса, смотрела на тетку, которая, однако, очень скоро повернулась на бок и захрапела. Облегченно вздохнув, Арусяк тоже отвернулась к стенке и моментально заснула.

Проснулась Арусяк часов в одиннадцать. Офелия сидела на кровати и смотрела в окно.

– Был выход тела? – поинтересовалась она.

– Не было!

– А сколько ты ждала?

– Час, – соврала Арусяк.

Тетка вздохнула, достала из-под подушки книгу и углубилась в чтение. Не успела Арусяк встать с кровати, как в комнату ворвалась Арусяк-старшая, потерла руки и заявила, что они идут в гости к соседке Хамест, которая вызвалась погадать Арусяк на кофе.

– Может, не надо? – робко спросила Арусяк.

– Пойдем-пойдем, пошевеливайся, – ответила та.

– Ладно, – вздохнула Арусяк и пошла собираться.

Через пять минут бабушка лихо спускалась вниз по лестнице в новых тапках и халате, которые привезла Аннушка. Арусяк шлепала следом и думала о том, что же увидит в ее чашке гадалка Хамест.

Бари луйс, Хамест!

Хамест, что в переводе с армянского означает «скромная», приехала в Ереван из глухого села двадцать лет назад вместе со своим мужем Карленом Грачовичем. Она изо всех сил старалась вести себя как подобает городской жительнице, а не какой-нибудь деревенщине. Через неделю после переезда Хамест надела парадный халат в клеточку, туфли на шпильке, накрутила бигуди, подвязала голову прозрачной зеленой косынкой и пошла в кино.

– А что это у тебя на голове? – спросила соседка Ануш, которая пошла в кино за компанию.

– Это – бигуди, так сейчас модно, – гордо сказала Хамест.

– А поносить дашь? Мне завтра на собрание в школу идти, – спросила Ануш.

– Дам, – ответила Хамест.

На следующий день Ануш пошла в школу на родительское собрание с бигуди на голове. Учительница удивленно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Через две недели Ануш и Хамест разругались, Хамест забрала свои бигуди и больше их никому не давала.

А еще через месяц Хамест устроилась на работу в клиническую больницу Эребуни [3]санитаркой. В первый рабочий день она нацепила бигуди, надела все тот же парадный халат и пошла на работу. И неизвестно, сколько бы ходила Хамест в таком виде, если бы однажды в палате, где она мыла полы, не появился главврач. Увидев женщину в бигуди, он возмутился и сказал, что в больницу следует приходить в надлежащем виде. Вечером Хамест пожаловалась бабушке Арусяк: «Врач, а такая деревенщина, совсем от моды отстал!»

Через полгода в доме стали проводить телефоны. По такому случаю Карлен купил в ГУМе новенький красный аппарат и большой торт с зелеными розочками. Домой семейство возвращалось с чувством безграничной гордости. Карлен шел в обнимку с телефонным аппаратом, а Хамест несла на вытянутой руке открытую коробку с тортом. Позади вышагивали восьмилетний сын Аркадий и пятилетняя Анна. Процессию закрывала трехлетняя Манушак, которая ревела и требовала кусок торта. Как только рабочие провели телефонный кабель в квартиру Грачовичей, Хамест вырвала провод аппарата из розетки, вышла во двор, поставила аппарат на колени и стала орать в трубку: «Алло, Америка? Америка? Лос-Анджелес? Хамест говорит! Позовите Сиран. Сиран? Вах, Сиран-джан! Это Хамест. Как у вас дела? Как погода?»

С «Америкой» Хамест болтала битый час на зависть соседям, вылезшим из окон, пока не пришел с работы Карлен. Карлен жену отругал по первое число и заявил, что она темная женщина. Хамест обиделась и больше «в Америку» не звонила.

Вскоре Вазген провел в доме местное кабельное телевидение, по которому транслировали всего пять фильмов, свадьбу соседа Сурика и разные поздравления. Хамест обрадовалась и стала каждый день заказывать себе поздравление. «Поздравляем Хамест с новыми занавесками, поздравляем Карлена с новой бритвой, поздравляем Аркадика с первой четверкой, поздравляем Анну с новым платьем!» – то и дело по пять раз на день вещал гнусавый голос Вазгена. Поздравления очень понравились остальным жителям, и вскоре по кабельному телевидению транслировали три фильма, свадьбу соседа Сурика и энное количество поздравлений. Особо завистливые соседи поздравляли своих врагов весьма оригинальным образом. Например, жена соседа Нвера однажды поздравила соседку Шушик с пропажей ковра, который та вынесла сушить во двор. В отместку Шушик поздравила внука Нвера со свинкой. Нвер обиделся, и сам лично поздравил Шушик с тем, что ее муж пропил серебряный кувшин. Шушик обиделась еще больше и поздравила от имени всех своих домочадцев невестку Нвера с косоглазием и отсутствием приданого.