Никколо Амманити - Да будет праздник

“Король с королевой”, – сказал себе Фабрицио.

“Эти двое – король с королевой”, – сказал себе Саверио, находившийся на другом конце большой крипты.

Толстяк сбросил его здесь, рядом с другими приглашенными. По соседству сидели две женщины, одетые всадницами. Они молчали и синхронно, как китайские болванчики, качали головами. В углу он увидел Лариту, она лежала на земле и, кажется, чувствовала себя скверно. Она как одержимая терла себе лицо и шею, словно смахивая невидимых насекомых.

Странным образом Саверио был спокоен. На него накатила ужасная усталость. После того как он поднял с земли обугленные останки Зомби, его перестало что-либо трогать. Он, как Будда, сидел неподвижно, с умиротворенным лицом, рядом с искаженными страхом, мокрыми от слез лицами других пленников.

“Может, это и есть дух самурая, о котором говорит Мисима”.

Было одно существенное различие между ним и этими людьми. В отличие от них, он больше не цеплялся за жизнь. И в определенном смысле чувствовал себя ближе к этим монстрам, вылезшим как в страшном сне из чрева земли. С той разницей, что они сумели сделать то, что не удалось ему с его Зверями. Превратить праздник в кошмар.

Толстяк, державший велосипедное колесо как щит, ударил палкой о землю и сказал на незнакомом языке:

– Тише!

Старый царь со своего пластмассового трона оглядел пленников и затем слабым голосом спросил:

– Вы советские ?

Саверио хотел быть одним из них, он вынес бы любое испытание, дал бы подвесить себя на крючьях, чтобы доказать им, что он стоящий человек, что он воин. Свой среди людей тьмы.

Пленники переглядывались в надежде, что кто-то знает этот чудной язык.

Чубастый тип с подбитым глазом и кровавым порезом на лбу поднялся и попросил тишины.

– Друзья, не бойтесь, это албанцы. У них на меня зуб. Я добьюсь, чтобы вас всех освободили. Есть ли среди вас кто-нибудь, знающий албанский, чтобы быть мне переводчиком?

Ему никто не ответил, потом Миша Серов, вратарь “Ромы”, сказал:

– Я русский .{Эти три реплики приведены в оригинальном тексте по-русски.}

Старик знаком велел ему подняться.

Футболист подчинился, и между ними при всеобщем изумлении началась беседа. Наконец, Серов обратился к пленникам:

– Они русские.

– Чего они от нас хотят?

– Что мы им сделали плохого?

– Почему они нас здесь держат?

– Ты сказал ему, кто мы? – наперебой посыпались на русского вратаря вопросы.

Серов, на своем хромающем итальянском, объяснил, что это русские спортсмены-диссиденты, сбежавшие во время Римской олимпиады и живущие в катакомбах из страха, чтобы их не уничтожили советские спецслужбы.

– А мы тут при чем?

Футболист хихикнул:

– Они думали… Эээ… Думали, что мы коммунисты.

Оглушительный хохот потряс залу.

– Ха-ха-ха. Кто, мы? Мы что, похожи на коммунистов? Мы их сами ненавидим, – воскликнул Риккардо Форте, новоявленный магнат алюминиевой промышленности. – Ты объяснил ему, что коммунизм давно в могиле? Что сейчас реже встретишь коммуниста, чем… – Он даже не знал, с чем можно сравнение.

– Металлиста, – подсказала Федерика Сантуччи, диджей “Радио-9”.

– Конечно, сказал и еще рассказал, что советского режима больше нет и русские теперь гораздо богаче итальянцев. Я сказал ему, что я тоже русский, что я футболист и живу, как мне нравится, потому что зарабатываю кучу денег.

Атмосфера разом стала легкой и оживленной. Довольные и радостные, все хлопали друг друга по плечу.

Старый царь снова обратился к футболисту, и тот перевел:

– Этот старик сказал, что отпустит нас, если пообещаем никому про них не рассказывать. Они не готовы покинуть катакомбы.

– Нам что, делать нечего? Да и кому рассказывать-то? – сказал один.

– В чем проблема? Я уже о них забыл, – подхватил второй.

Девушка с длинными рыжими волосами озиралась по сторонам.

– Вот чудеса! Я их уже и не вижу.

Поднялся на ноги Микеле Морин, режиссер телесериала “Доктор Кри”.

– Друзья. Прошу вас! Давайте серьезно! Минуту внимания. Дадим им честное слово? Пусть им будет спокойно. Они этого заслуживают.

– Пару фотографий, признаться, не помешало бы сделать. Они такие самобытные. Я работаю в Vanity Fair .

– Да, занимательная история. Не терпится рассказать обо всем Филиппо…

Гости повставали с пола и ходили по крипте, с любопытством разглядывая подземный народ. Наконец-то дело начало принимать забавный оборот. Не то что устроенная Кьятти охота. Вот где был настоящий сюрприз.

– Славные толстячки.

– Посмотрите на детей. Какие они сладкие.

В бытность виллы Ада в ведении городских властей старый затвор, контролировавший приток воды в главный парковый водоем, доставил немало головной боли ремонтным рабочим. За последние десять лет он ломался по меньшей мере шесть раз, и всякий раз его удавалось починить. Проходило время, и большой ржавый клапан снова начинал пропускать воду. Пруд высыхал, оставляя после себя темную тошнотворную жижу.

Когда виллу Ада приобрел Саса Кьятти, водные сооружения были заменены на более современные. Для разработки сложной системы водоснабжения, которая должна была обеспечивать водой ручьи и речки, два пруда, поилки для животных, фонтаны и ландшафтные бассейны, из Остина прилетел молодой гений гидроинженерии техасец Ник Роуч, прославившийся тем, что курировал строительство плотины Стенли в Альбукерке и аквапарка в Таосе.

Инженер напичкал водоемы виллы Ада сенсорными устройствами, которые должны были непрерывно передавать на компьютеры центра управления информацию об уровне, температуре, жесткости и кислотности воды. Разработанная Роучем совместно с софтверной компанией “Douphine Inc” программа через систему насосов контролировала все водотоки, воссоздавая природные условия озера Виктория, бассейна Ориноко и дельты Меконга.

Лично курировавший работы инженер в один прекрасный день наткнулся на старый затвор большого южного пруда. Это был огромный, поросший мхом клапан с чугунной задвижкой – находка для индустриальных археологов. С лицевой стороны была вытеснена фабричная марка: “Литейные заводы Треббьяни. Пескара. 1846”. Роуч не веря своим глазам несколько раз перечитал надпись, а потом упал на колени и разрыдался.

Его мать звали Дженнифер Треббьяни, и она была родом из Абруццо.

За несколько дней до смерти, когда рак уже практически уничтожил ее кишечник, женщина рассказала сыну, что его прадед уехал в Америку из Пескары, оставив брату семейное литейное предприятие.

Значит, по законам логики этот затвор вышел из литейного цеха его предков.

В приступе ностальгии Ник Роуч решил оставить старый затвор, где он стоял. Он знал, что как инженер поступает некорректно и что в случае аварии на затвор обрушится давление, с которым тот не в силах будет справиться, но все равно это сделал в память о матери и о пескарских предках.