Эмилия Прыткина - Темная сторона Солнца

– И каким же образом? Вы – телепат?

Ваго выпятил грудь и важно кивнул:

– И это тоже. Ваго сорок лет таксует, он человека насквозь видит.

– Интересно… – Анна равнодушно пожала плечами и отвернулась к окошку.

Таксист промолчал. Он вырулил на проспект и увеличил скорость. Анна не узнавала знакомые улицы. Город ее детства изменился до неузнаваемости. Казалось, что от него остались только облицованные красным и розовым туфом фасады, но в то же время утратившие национальный колорит – Ереван стал похож на любой европейский город – красивый, но безликий. Дома пестрели вывесками кафе и дорогих магазинов, за стеклянными витринами сновали проворные продавцы. «Интересно, осталось ли кафе за углом?» – подумала Анна, вспомнив, как отец водил ее в это уютное местечко, где подавались лучшие в городе кябаб и лахмаджо.

Водитель словно прочел ее мысли:

– Раньше за углом было очень хорошее кафе. Там работал мой друг – Саркис. Такие лахмаджо делал, что весь город к нему приезжал. А какой кябаб делал! Э-э-эх, никто такой кябаб больше не делает. Сколько раз ему говорил: «Саркис-джан, скажи мне, почему твой кябаб такой вкусный?» Не сказал. Умер Саркис, теперь уже не узнаю.

Анна вспомнила Саркиса. Добродушный толстяк лет пятидесяти, который, выходя из кухни, вытирал руки о вечно засаленный фартук и ворчал на сына, стоящего возле мангала и переворачивающего шампуры с кябабом: «Арташес, кто так кябаб переворачивает?! Иди лучше матери помоги лахмаджо делать, и-ш-ш-ш!» Тот молча кивал и убегал на кухню, а Саркис подходил к мангалу и, вооружившись куском картона, размахивал им над тлеющими углями. Посетители, как завороженные, следили за каждым его движением. Все знали, что Саркис – добрейшей души человек и ворчит на сына только для того, чтобы собственноручно снять дымящийся кябаб с шампуров, посыпать его зеленью и тонкими колечками лука, подать вместе с лавашем заждавшимся посетителям и в очередной раз услышать: «Саркис-джан, твой кябаб лучший в городе!»

Машина вырулила за угол, и Анна увидела стеклянный куб, возникший на месте уличного кафе со старыми деревянными столиками.

– Вот, построили новое кафе. Разве ж это кафе? Э-э-э-эх, – снова вздохнул Ваго, закуривая очередную сигарету. – Как умер Саркис, так все и развалилось.

– Отчего он умер?

– Током убило. Ты, наверно, не жила здесь, не знаешь, что у нас света не было, вот мы и выкручивались, как могли. Пошел Саркис тянуть свет из метро, его и убило. Говорят, что электричество шло через его тело и почти час все радовались, пока не обратили внимание, что Саркиса долго нет. Жена его на ужин макароны с тушенкой сварила, смотрит, а Саркис куда-то пропал. Пошли в метро, а он мертвый лежит. И один кабель в левой руке, а другой в правой. Через него свет шел, понимаешь? Мой друг лично видел.

– Такое невозможно, – покачала головой Анна.

– Как это невозможно, я ж тебе говорю, мой друг видел! Лежит Саркис, а в руках провода. Вот так и умер хороший человек, а ты говоришь – невозможно.

– Хорошо-хорошо, раз ваш друг видел – значит, так все и было.

– Ну да. Я и сам ходил электричество воровать. А что делать? Света не было, вот и искали, где можно подключиться. У меня толстый кабель был, я его к фабрике пристраивал. На четыре квартиры хватало. Три раза приходила милиция и срезала кабель, а я снова подключался. Иначе не проживешь…

– Кажется, мы приехали.

– Да, точно, это университет. Здесь дочь моего друга Егиша учится.

– Сколько с меня?

– Тысячу драм.

Анна достала из кошелька деньги, рассчиталась и вышла из машины.

– Если хочешь, могу тебя подождать, я не спешу.

– Спасибо, не надо. Я не знаю, когда освобожусь.

Возле входа в здание перед стендом с объявлениями толпились вчерашние школьники. Они заглядывали через головы друг друга, пытаясь найти в списках свои фамилии. То и дело доносились восторженные возгласы вперемешку со вздохами разочарования. «Абитуриенты», – подумала Анна, проходя мимо.

Она поднялась по ступенькам и открыла первую попавшуюся дверь. В аудитории было пусто. За столом, склонившись над ворохом бумаг, сидела женщина с рыжими волосами и что-то быстро писала.

– Извините, не подскажете, где я могу найти господина Пароняна?

– По коридору налево первая дверь. Если вы по поводу апелляции результатов экзамена, сначала зайдите в деканат и заполните форму. После этого отнесете ему на подпись, – ответила женщина, не отрываясь от своей работы.

– Спасибо.

Анна пошла по коридору налево. Возле нужной двери она остановилась, глубоко вдохнула и постучала.

– Да-да, входите, пожалуйста, – послышался бархатистый мужской баритон.

Судя по тембру, его обладатель был человеком интеллигентным и крайне доброжелательным.

Анна переступила порог. Возле окна стоял мужчина лет пятидесяти с книгой в руках. Он нервно перелистывал страницы холеными пальцами, словно искал что-то важное. Анна поймала себя на мысли, что бабка Вардитер погорячилась, сказав, что среди знакомых матери не было достойных мужчин. Человек у окна отличался той статью, которая свойственна уверенным в себе и чуточку самовлюбленным людям. Седые, но все еще густые волосы были аккуратно пострижены и разделены пробором. Подбородок и щеки гладко выбриты. И хотя его черты: большой рот, мясистый нос, глаза навыкате не отличались особой красотой, в целом он производил впечатление человека интеллигентного. Одежда его была под стать внешности: отличный дорогой синий костюм, белая рубашка, голубой атласный галстук и начищенные до блеска лаковые туфли.

Он повернулся на скрип двери и посмотрел на Анну поверх очков.

– Здравствуйте, – еле слышно произнесла Анна, едва сдерживая волнение.

– Здравствуйте. Давайте ваше заявление, – Паронян достал из кармана пиджака ручку и направился к Анне. – Где-то я вас уже видел. Это вы позавчера сдавали у меня историю Армении?

– Нет, не я.

– Хм, значит, ошибся. Давайте, что тут у вас? Я собирался уходить, но пара минут у меня найдется.

Он сел за стол и протянул к ней руку, не отрывая глаз от книги.

– У меня нет заявления. Я… Я по личному вопросу.

Анна прошла вперед и села на скамью напротив, как студентка перед экзаменатором. Паронян удивленно посмотрел на нее и вздрогнул, словно увидел призрака.

– По… По… По какому личному вопросу? Простите, но у меня действительно мало времени.

– Я дочь Карине Арутюнян. Дочь вашей однокурсницы Карине, – четко произнесла Анна.

– Господи… – Он снял очки и нервно потер переносицу. – Вот почему ваше лицо показалось мне таким знакомым. Вы очень на нее похожи, очень. Вы – Лусине? Это вы мне звонили полгода назад? Собирались обсудить со мной что-то, но так и не пришли. Так, какое у вас ко мне дело? Простите, но я действительно спешу, поэтому давайте перейдем к сути вопроса.