Пауло Коэльо - Валькирии

Нет-нет, это не может быть реальностью. Реальность—это ковры, занавески, кофейный столик с хлебными крошками… Пауло изо всех сил постарался сосредоточиться на окружающей обстановке, но никак не мог избавиться от ощущения, что прямо перед ним находится некая черная дыра, из которой доносятся голоса и смех.

Ничего подобного никогда не случалось. Он практиковал магию целых шесть лет. Выполнял все ритуалы. И был уверен, что все это — не более, чем самовнушение. Просто воображение разыгралось.

Ему становилось все страшнее, а головокружение стало принимать все более отчетливое направление — его словно бы тянуло прочь из своего тела к черной дыре, во мрак, к этому смеху, голосам, шуму — они становилась все реальнее…

«Нельзя бояться, — сказал он себе. — Страх подпитывает это состояние». Пытаясь взять себя в руки, он подошел к раковине и ополоснул лицо. Стаю немного лучше, неприятное ощущение отступаю. Пауло обулся и решил забыть обо всем. «Интересно, — подумал он, — стоит ли рассказать об этом партнеру, мол, впал в транс и вступил в контакт с демонами.

Но едва он подумал об этом, как вновь почувствовал сильнейшее головокружение.

«Скоро вернусь» — написала она в записке, а самой все нет и нет!

«Мне никогда не удавалось достичь результатов в астральном плане», — подумал он. Ему никто не являлся: ни ангелы, ни демоны, ни души умерших. Зверь писал в своем дневнике, что получил способность материализовывать вещи, но он лгал — на самом деле он не продвинулся так далеко. Пауло это знал наверняка. Зверь потерпел неудачу. Пауло нравились его идеи, потому что они были революционными и красивыми. И о них мало кто знал. А люди всегда с уважением относятся к тем, кто умеет рассуждать о непонятных вещах. Что касается прочих — кришнаиты, «дети Бога», «церковь сатаны», махариши — про них все знали. А вот Зверь — тот был только для избранных! В одной из его книг говорилось о «праве сильного». Портрет Зверя был на обложке одного из самых известных альбомов «Битлз» — «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера» — и об этом тоже почти никто не знал. Может, и сами «битлы» не знали, что делали, когда поместили его туда.

Раздался телефонный звонок. Это, должно быть, его подруга. Но если она написала «скоро вернусь» — зачем тогда звонит?

Только если что-то случилось.

Вот почему она до сих пор не вернулась. Интервалы между приступами головокружения становились все короче, и окружающий мир снова померк. Пауло знал (что-то в душе подсказывало ему), что он не должен поддаваться, должен прогнать это ощущение. Иначе произойдет нечто ужасное… Он может провалиться в этот мрак и никогда не вернуться оттуда. Нужно во что бы то ни стало удерживать контроль над ситуацией; нужно чем-то занять сознание, иначе этот ужас победит его.

Телефон все звонил. Пауло сосредоточил мысли на телефоне. Поговорить, пообщаться, отвлечься, перестать думать о той черной дыре… да, телефон — это спасение. Точно. Пауло не хотел сдаваться. Нужно ответить на телефонный звонок.

— Алло!

Звонила женщина. Но это не была его возлюбленная, это была Аргелия.

— Пауло!

Он не ответил.

— Пауло, ты слышишь меня? Мне нужно, чтобы ты срочно ко мне пришел! Здесь творится то-то странное!

— Что же?

— Ты-то знаешь, что, Пауло! Объясни мне, ради бога!

Он повесил трубку, чтобы не услышать то, чего слышать не хотел. Это не было отсроченным действием наркотиков. Это не был симптом сумасшествия. Это не был сердечный приступ. Это была реальность. Аргелия принимала участие в их ритуалах, и «это» происходило сейчас с ней тоже.

Пауло охватила паника. Он посидел некоторое время, ни о чем не думая, и темнота снова стала одолевать его, подступая все ближе и ближе, призывая его ступить на край озера смерти.

Он должен был умереть — за все то, что творил, не принимая свои действия всерьез, за то, что вовлек в эту авантюру множество людей, сам того не ведая, за то, что посеял так много зла под видом добра. Пауло умрет, а Мрак будет распространяться дальше, потому что он уже проявил себя: вот он, перед глазами, реальное свидетельство действенности ритуалов, он явился забрать причитающееся ему, и Пауло придется расплатиться за все — в том числе за то, что он вовремя не подумал, какой окажется цена! Он-то полагал, что все это шутка, игра!

Он вспомнил годы, проведенные в иезуитской школе, и стал молиться о том, чтобы ему достало силы вернуться в церковь, попросить у Бога прощения или хотя бы молить его о спасении души. Пауло обнаружил, что в моменты, когда разум чем-нибудь занят, ему удается справиться с тошнотой, хотя бы отчасти. Нужно было выиграть время, чтобы добраться до церкви… Как странно!

Пауло посмотрел на книжные полки и решил подсчитать, сколько у него пластинок, — в конце концов, он давно собирался это сделать! Да, знать точное число пластинок — это очень важно; и он принялся их считать: раз, два, три… получилось! Он сумел превозмочь головокружение и затягивающую его черную дыру. Он посчитал все пластинки — а потом для верности еще раз пересчитал их. Теперь — книги. Нужно посчитать их, чтобы знать, сколько у него книг. Больше, чем пластинок, или нет? Пауло начал считать. Голова перестала кружиться — а книг оказалось много… Теперь журналы. И газеты. Нужно все пересчитать, а потом записать — он ведь должен знать, сколько у него вещей. Это так важно!

Он пересчитывал столовое серебро, когда услышал, как в замочной скважине поворачивается ключ. Наконец-то она пришла. Но ему нельзя отвлекаться — нельзя даже рассказывать ей о том, что с ним происходит, наваждение вот-вот прекратится. Пауло не сомневался в этом.

Она прошла сразу на кухню и, плача, вцепилась в него.

— Помоги мне! Со мной происходит что-то странное! Ты ведь знаешь, что это такое, помоги!

Пауло не хотел отрываться от подсчетов — в этом было его спасение. Занимать чем-нибудь разум. Лучше бы она не приходила — толку от нее не было никакого. К тому же она, как и Аргелия, почему-то считала, что он сам может остановить тот ужас.

— Займи чем-нибудь сознание, — крикнул он, не отрываясь от своего занятия, как одержимый. — Посчитай, сколько у тебя пластинок! Потом посчитай книги!

Подруга посмотрела на него непонимающе. Потом, как робот, двинулась к книжному шкафу.

Но она не добралась туда. На половине пути она бросилась на пол.

— Я хочу к маме… — повторяла она, как заведенная. — Я хочу к маме…

Он тоже хотел к маме. Ему хотелось позвонить родителям и попросить помощи — родителям, с которыми он давно порвал, как и с обществом, к которому они принадлежали, Пауло пытался и дальше считать столовые приборы, но девушка ему мешала — плакала как ребенок, рвала на себе волосы.