Джон Апдайк - Иствикские ведьмы

Сьюки сыпала порошок мускатного ореха на круглое ручное зеркало, пока в нем не осталось ничего, кроме зеленых с золотистыми искорками глаз или, если немного отклонить голову, обезьяньих ярко накрашенных губ. Этими губами она прочла торжественным шепотом семь раз непристойную молитву, обращенную к Сернунносу. Потом взяла потертые клетчатые пластиковые салфетки с кухонного стола и выбросила в мусор, который должны увезти во вторник. На следующий день изящный мужчина с рыжеватыми волосами пришел в редакцию газеты дать объявление: он искал породистого веймаранера, чтобы повязать его со своей сукой. Незнакомец снял коттедж в Саутвике и жил там с маленькими детьми (недавно он развелся, помог жене уже в зрелом возрасте поступить в школу права, и ее первым делом в суде стало ее собственное заявление о жестоком обращении мужа). Бедняга решил приехать сюда в такую жару, к тому же его сука страдала. У мужчины был длинный кривоватый нос, аура печального интеллигента, как у Клайда Гэбриела, и что-то от профессиональной чопорности Артура Хэллибреда. В клетчатом костюме у него был чрезмерно настороженный вид, как у продавца из северной части Нью-Йорка, торгующего мишурными украшениями, или певца, который вот-вот начнет двигаться по сцене, бренча на банджо. Как и Сьюки, ему хотелось быть занимательным. Он приехал из Стэмфорда, где занимался детскими товарами, продавая и обслуживая разрекламированные компьютеры, называемые речевыми. Теперь Сьюки быстро пишет романы на своем компьютере, несколькими ударами пальцев переставляет абзацы, меняет имена героев и вносит в словарь выражения, чтобы не раз употребить их для описания стандартных страстей и кризисных ситуаций.

Сьюки последней, из них троих, покинула Иствик. Ее остаточное изображение, как на экране телевизора — с оранжевыми волосами, в короткой замшевой юбке, похожей на подгузник, мелькающими длинными ногами и руками, — задержалось в витринах магазинов на Портовой улице, как в глазах некоторое время остается бледное изображение, когда посмотришь на что-то яркое. Это случилось давно. У того молодого начальника порта, что был ее последним любовником, сейчас толстый животик и трое детей, но он еще помнит, как она, бывало, кусала его за плечо и говорила, что ей нравится соленый вкус морского тумана на его коже. Портовую улицу вымостили заново и расширили для удобства движения, а от старого конского водопоя до Портовой площади, как ее всегда называли, спрямили все зигзаги. В город приехали новые жители, кто-то из них живет в старом особняке Леноксов, фактически превращенном в многоквартирный дом. Теннисный корт сохранился, хотя опасный эксперимент с надувным брезентовым куполом больше не повторяли. На участке произвели работы, углубляющие дно, построили док и небольшую стоянку для яхт, в качестве приманки для квартиросъемщиков. Белые цапли уже не устраивают здесь гнезд. Дамбу приподняли, через каждые пятьдесят ярдов проложив дренажные трубы, потому теперь ее не заливает — впрочем, такое случилось однажды во время февральского шторма в 1978 году. Погода, в общем, стала мягче, грозы реже.

Дженни Гэбриел покоится вместе с родителями под гранитной плитой и подстриженной травой в новой части Кокумскусского кладбища. Криса, ее брата и их сына, с его ангельской внешностью и пристрастием к комиксам, поглотил содом Нью-Йорка. Юристы считают теперь, что Даррил Ван Хорн — вымышленное имя. Однако существует несколько патентов на это имя. Жители теперешнего многоквартирного дома рассказывают о таинственном потрескивании крашеных деревянных подоконников и об осах, неожиданно умирающих от испуга.

Истина о прошлых финансовых сложностях похоронена в подвалах, в ящиках со старыми бумагами, занесенных илом даже за такое короткое время, и никому не интересна. Что действительно интересно, так это то, что сохраняет память, тот след, что остается от нашей жизни. Ведьмы уехали, исчезли, мы были просто частицей их жизни, а они нашей. Но так же, как сине-зеленый призрак Сьюки продолжает бродить по солнечной мостовой, а Джейн, в черном, легко пролетает на фоне взошедшей луны, так и слухи о тех днях, когда они во плоти жили среди нас, прекрасные и творящие зло, придают особый аромат названию города в устах чужих людей, а для тех из нас, кто здесь живет, осталось что-то невидимое и волнующее, чего мы не в состоянии постичь. Мы встречаем это на углу Болиголова переулка и Дубравной улицы, оно присутствует, когда мы гуляем по пляжу в мертвый сезон, а Атлантический океан отражает в своем черном зеркале плотные серые тучи, насыщенные влагой, — пересуды о чужой жизни, которые, как дым, поднимаясь в небо, превращаются в легенду.

Провидение ( англ .)

Литератор и богослов Новой Англии, автор книги «Христианское величие Америки»

«Молот ведьм» ( лат. )

Аммофила короткостеблая ( лат. )

Популярная, обычно мелодичная музыка для поднятия производительности труда и снятия усталости, иначе называемая «музыка супермаркетов»; изобретена в 1934 году, получила распространение в 40-х годах

Фестиваль рок-музыки под Вудстоком, штат Нью-Йорк, в августе 1969 года

Пятиугольник, на сторонах которого построены равнобедренные треугольники, в средние века распространенный магический знак на амулетах

Пейсли — город в Шотландии, славится пестрыми шалями с характерным рисунком

Как вы говорите? ( нем. )

Дети, пятеро ( нем .)

Игра слов: «chauvinist» и «chaw» — съесть с потрохами ( англ. груб. )

Я ( фр. )

Жаркое, тушеное с уксусом ( нем. )

Девятнадцатая буква греческого алфавита — Т

Она — ничто ( фр. )

Потрясающая ( фр. ). Как ( фр. ) сало ( нем. ); здесь: в значении «как по маслу»

Мексиканская водка из сока алоэ

Моя белая коровушка ( ит. )

Тамкин от англ. « thumb » — большой палец

Области соприкосновения нервных клеток друг с другом или с иннервируемыми тканями

Cоитие ( лат. )

Остроносый ( англ. )

Главная комната ( фр. )

Многообразие ( нем. )

Фовисты — «дикие», направление во французской живописи

Японский клен ( лат. )

Американский чернокожий революционер из организации «Черные мусульмане» (1925–1965)