Игорь Симонов - Год маркетолога

Я был не настолько наивен, чтобы не понимать, что откаты стали фундаментальным принципом нашей экономической жизни. В английском языке, например, такого слова нет. То есть откаты, конечно же, существуют, но не являются системообразующими. Остроумцы в свое время приспособили это слово, как нельзя лучше описывающее процесс, взяв его из воинского словаря. Пушка выбрасывает снаряд вперед, а потом чуть откатывается назад. Это для тех, кто не знает. Думаю, нынешнее поколение знает это слово как финансовый, а не военный термин, потому что пушки – понятие, уходящее в прошлое, и их, кроме как в кино, увидеть негде, тогда как откат можно увидеть везде. Размер колеблется обычно от десяти до пятидесяти процентов. Государственные заказы, выделение бюджетных средств, размещение рекламы и отбор подрядчиков любого рода – ничего не обходится без отката. Тут важно понять, что выбор идет не по принципу «кто больше даст» – дают все, а выбирают самых доверенных, хотя, возможно, и тех, кто может обеспечить хорошее качество работы. Но это не в первую очередь.

Если кто-то думает, что западные компании, работающие в России, вследствие своих высоких моральных принципов, или вследствие отлаженной до мелочей системы контроля и учета, или вследствие высокой оптимизации всех бизнес-процессов находятся вне этой системы, тот глубоко заблуждается. В качестве примера могу привести свое первое общение в должности директора по маркетингу с новым PR-агентством, с которым мы заключили контракт. Во время бизнес-ланча директор агентства, дружески улыбнувшись, спросил: «Мы полагаем, что это обычные десять процентов, так? По крайней мере мы закладывали в цену десять процентов. Вопрос – кому и как», – и продолжал как ни в чем не бывало есть салат. Предполагаю, что недоумение, отразившееся на моем лице, смутило его. Не то чтобы я не знал про откаты, более того, работая в рекламном агентстве, выступал в роли возвращающего проценты, но в роли принимающего – первый раз. Мой собеседник решил разъяснить: «Я имею в виду кэш или куда-то переводить? Скажите, как вам удобнее». Я сказал, что мне удобнее на эти десять процентов уменьшить сумму контракта. Теперь пришла его очередь смущаться. «Что-то не так? – спросил он обеспокоенно. – Вы знаете, как важен для нас этот контракт и вы как заказчик...» – «Нет, нет, – перебил я, – все нормально. Просто уменьшите сумму контракта, и мы в расчете». – «Вы уверены?» – «Абсолютно».

Наш финансовый директор, далекий от российских реалий, был в восторге от моей способности снижать цену и с тех пор всегда вспоминал эту историю. Андрей, услышав мой рассказ, очень развеселился.

– А ты точно уверен, что поступил правильно? Десять процентов от трехсот тысяч, конечно, не такие большие деньги, но ведь там тридцатка, там двадцатка, так и набегает....

– Уверен, – сказал я.

– То есть ты у нас парень принципиальный?

– Я думал, ты знал, кого берешь. Или мне нужно было взять и с тобой поделиться?

– Нет, – улыбнулся он, – не нужно. Вот ведь интересно, я только сейчас об этом подумал. Откат, он как налог на добавленную стоимость, сидит в цене любого товара. И, соответственно, увеличивает валовой внутренний продукт. Или не увеличивает? Надо с кем-нибудь поговорить, как они там считают, может, автоматически десять процентов вычитают?

Еще совсем недавно, несколько дней всего назад, приходить на работу было почти радостью. Я знал, что приношу пользу – ну не всему миру, конечно, и не стране, а кто этим может похвастаться? Миру и стране я, по крайней мере, вреда не приносил, а это по нашим временам уже немало. И дело не в компании, на которую мы работали. Андрей научил меня думать, что мы приносим пользу сами себе, то есть, вредя в широком смысле, в узком приносим пользу определенной группе людей, чтобы у них год от года уровень жизни рос в соответствии с ростом наших результатов. Мне было хорошо так думать, меня это устраивало.

Теперь, откусив от протянутого Ириной яблока, я перестал радоваться не только общению с Андреем, но и тому, чем приходилось заниматься по должности. Получалось, что без Андрея и работа не имела столько смысла, сколько с ним, и все по той же причине – пропало чувство, что приносишь пользу людям, появилось чувство, что приносишь пользу одному человеку. Который к тому же этих людей цинично использует.

Офисная жизнь, хоть секретарю строго-настрого прикажи ни с кем не соединять по телефону, не располагает к размышлениям на абстрактные темы. Поэтому грустные мысли думались, пока я ходил туда-сюда по бульвару, недалеко от офиса, где в тени деревьев прятались с колясками мамы, у которых не было возможности отвезти детей подальше от безрадостного городского лета, таджики в спортивных костюмах пока еще негромко обсуждали свои московские таджикские проблемы. Пенсионеры на скамейках, одинокие женщины с книжками, подростки с бутылками пива – все так изменилось за последние годы, а я и не заметил этих перемен. Потому что решил когда-то, что мой город – другой, и теперь, неожиданно встретившись, не то чтобы не узнавал, но прятал глаза, чтобы не было нужды здороваться. Но и город не собирался здороваться со мной, и для круглоголовых таджиков я был таким же случайным прохожим, что и они для меня.

Потом я устал ходить и сел на скамейку, занятую молодой мамой с коляской и толстым ярким журналом, который популярно объяснял ей двадцать самых простых способов достижения множественного оргазма. «Ну, и какова же истинная цена моим знаниям, уму, признанному остроумию, если все это вместе взятое не помогает найти ответ на вопрос – что делать дальше». Я знал, чего ждет от меня Ирина. Внешне аудитория не проявляла интереса к моим переживаниям. Самое правильное, конечно, было позвонить отцу, но слишком долгой была история, чтобы уместиться в один телефонный звонок. И самым неправильным было позвонить Насте. Это было чисто импульсивное решение, и вероятность невелика, что она ответит, но она ответила почти сразу.

– Привет, блондинка, – сказал я, будто все как обычно и мы только вчера расстались.

– Ой, Костик, я так рада, что ты позвонил, я так скучаю, скажи, когда ты приехать сможешь... здесь такая погода на удивление хорошая, хотя я знаю, что в Москве тоже хорошая... слушай, у меня три минуты всего перерыв, мне еще пописать надо успеть... надо же, я включила телефон – и сразу ты позвонил... – Хрустальный звон колокольчиков, так бы и слушал его. – Ну скажи мне ты, случилось чтонибудь?

– Почему случилось?

– Не знаю, – сказала она уже совсем другим тоном, – мне сейчас так показалось.

– Нет, не случилось, просто хотел услышать твой голос, – не самая страшная ложь, а может, и не ложь вовсе.

– Спасибо, мой родной, давай увидимся, давай ты приедешь... Сможешь?