Татьяна Догилева - Жизнь и приключения Светы Хохряковой

– Маня, давай про театр не будем говорить. Ты давай про себя да про Илюшку!

И Маня защебетала, что все хорошо, сессию сдала, оформила академический на следующий год, маму отправила в К-14, потому что та замучила ее заботами.

– Все время есть заставляла, как помешалась. Врач сказал даже: «Вы, мамаша – это он меня мамашей уже называет, – Маня хихикнула, – куда, говорит, ребенка раскармливаете, не разродитесь. Сократить питание до разумных пределов и побольше двигаться». А мать вообще делать ничего не давала – все полежи, отдохни. Она, кажется, немножко не в себе от радости. Вот я и отправила ее проветриваться, да и отцу одному трудно. Я сразу похудела, как она уехала, хожу много, по дому суечусь, но так, в меру. Илюшка в животе безобразничает, – Маня ласково погладила свой животик. – Активный. Только спина болит. Но ничего, потерпим, не так долго и осталось!

Хотела я ей сказать: «Вот и театру нашему не так долго осталось». Но не стала портить настроение беременной женщине, а только предложила: «Пойдем погуляем?» Она с радостью согласилась. И мы пошли. Всю прогулку Маша болтала о пустяках, а я слушала, и стало меня потихоньку отпускать. Я вспомнила, что поражение в битве еще не означает поражение в войне. Первую-то битву мы проиграли, но об этом пока знаем я да мэр. Но войны бывают разные, у нас будет затяжная партизанская. Надо просто набраться терпения. Мои размышления прервала Маняша, сказав, что спина болит, сил нет и надо бы возвращаться. Мы потопали обратно. Возле ее калитки я спросила:

– Мань, Ильдару-то будем звонить, о ребенке сообщать?

– Ни в коем случае. Зачем? Мне от него ничего не надо. Он же знал, что я беременная. Захотел бы – позвонил. У него сейчас другая жизнь, и Ильдар совсем другой, а мне другой не нужен. Я своего люблю и буду любить всегда. А тот, другой, сейчас в Англии, в Оксфорде, его папаша учиться отправил, и вроде даже невеста у него, какая-то модель английская. Очень красивая, я в журнале видела, – вдруг Маша весело рассмеялась. Я с удивлением посмотрела на нее. Это я представила, как звоню ему в Англию и говорю: «Ильдар Тимурович, это я, Маня, из города Ежовска, вы меня помните? Я вашего сына родила!»

– Ага! – подхватила я сюжет. – А он сидит в кресле, вискарик попивает, а красавица-модель у него на коленях устроилась, за ушком его чешет. Он ставит бокал и говорит: «Извини меня, модель, освободи колени, мне срочно в Ежовск надо. У меня там сын родился!»

Боже! Как мы хохотали! Я даже испугалась, что у Мани преждевременные роды начнутся. «Хватит!» – кричала я Мане и сама заходилась новым приступом смеха. Еле успокоились, поцеловались на прощание и очень довольные разошлись по домам с каким-то странным чувством, что мы здорово обхитрили злых богачей. Они-то думали, что мы помрем тут без них, а они нам на фиг не нужны. Вон хохочем, живот растим и убиваться по богатой жизни не собираемся. Здорово!

Еще неделю вся пресса гудела о событиях в славном городе Ежовске. В воскресенье мэр устроил экстренный внеочередной праздник города, который заключался в том, что между палатками, еще стоявшими на театральной площади, установили столики с продажей алкогольных напитков по небывало низкой цене и кое-какой закуской. Пели какие-то местные группы, а мэр ходил и братался с народом. Все это ожесточенно снимали на камеры журналисты, которые тоже оказались не дураки выпить практически на халяву. Мэр убеждал культурную общественность не останавливаться и защитить кукольный театр. От кого – не говорил. Да никто и не интересовался. Всем было весело. Праздновали торжество добра над злом. Я поболталась по площади, стараясь не попадать в объективы камер, своих театральных никого не обнаружила – все затаились по домам.

К вечеру мужская часть электората города Ежовска была пьянее пьяного, и женская часть потащила мужскую на себе по домам. На площади осталось несколько сиротливо стоящих палаток и горы мусора. Акт гражданского неповиновения закончился.

Дальше мы отработали нормально в летнем режиме. На неделе ездили по детским лагерям, а в выходные играли на своей площадке, народ ходил хорошо. В августе, как положено, ушли в отпуск. И вот где-то в середине августа мне позвонил сторож и сказал, что пришли какие-то люди с важными бумагами и собираются осматривать театр.

– Пусть осматривают, – разрешила я. – Только следи, чтобы не сперли ничего. – Я даже не пошла узнать, что за комиссию на нас наслали. Чего-то подобного я и ожидала. Комиссия шныряла по театру с неделю, а потом исчезла. Я ждала, что будет дальше. А дальше позвонили от мэра и велели явиться на прием. Я надела строгое платье и явилась. Встретил меня Игнат Федорович Егозин просто как дочь родную:

– О! Наша знаменитость! Гордость наша! Заходи, заходи, давненько не виделись!

Мне было противно делать вид, что я его обожаю, и я просто сказала: «Добрый день!»

– Присаживайся! – он указал мне место не за большим совещательным столом, а в углу кабинета стоял низенький столик с двумя креслами, и я села туда.

– Я тебя как старую добрую знакомую пригласил. Давай без официоза?

– Да зачем же нам официоз?

– Правильно! Может, выпьем за встречу? У меня коньяк отличный есть.

– Выпьем.

– Вот молодец! – Он достал из шкафа бутылку «Хеннесси» и два пузатых бокала, при этом не переставая нахваливать меня. – Люблю таких, а то начнут жеманничать. А ты наш человек, простой, открытый, да к тому же талантливый.

Бокалы на четверть наполнились коньяком.

– Ну, давай, Светлана, за тебя!

Чокнулись, выпили, он пододвинул мне коробку с конфетами, я взяла одну. Мэр взял дольку лимона с блюдечка, положил в рот и сморщился. И так, сморщенный, посасывая лимон, попенял:

– Вообще я на тебя в обиде. Не позвонила ни разу… Я же дал тебе прямой номер мобильного…

– Не хотела вас беспокоить.

– Не хотела она, видишь ли… Вот с театром, например, чего сразу к журналистам? Надо было ко мне обращаться в первую очередь.

– А разве плохо получилось? Теперь все ваши. Поддержка народонаселения на ближайших выборах вам обеспечена.

– Думаешь?

– Уверена.

– Умная ты девка, Света, мне такие нужны. Пойдешь ко мне в аппарат работать после выборов?

– Нет, Игнат Федорович, мне бы хотелось заниматься тем же, чем я сейчас занимаюсь – быть худруком ежовского кукольного театра.

– Чтой-то ты сама себя худруком назначила? Рановато тебе худруком-то. Вот поучишься у меня в аппарате людьми управлять, тогда и о должности худрука говорить можно. – Он разлил по бокалам новую порцию коньяка. – Да и потом дурные вести о театре. Областная комиссия на нас тут навалилась. Здание театра признано аварийным, балка там главная, которая прямо над сценой, подгнила совсем. Так что придется закрывать на ремонт.