Ник Хорнби - Долгое падение

— Ты закончил, дружище? — спросил Стивен.

Я кивнул в ответ, пытаясь при этом показать, будто мне все это слишком противно и я слишком зол, чтобы продолжать. А затем я сделал то единственное, что только мог сделать, — последовав примеру Джесс и Джей-Джея, я ушел оттуда.

Джесс всегда отовсюду уходила, так что я не была особенно против ее ухода. Но потом ушел Джей-Джей, а затем Мартин… В общем, если честно, я стала понемногу раздражаться. По-моему, вести себя так было совсем некрасиво. Особенно отличился Мартин, дергавший коляску Мэтти и спрашивающий у остальных, не кажется ли он им привлекательным мужчиной. А с какой стати он должен казаться привлекательным? Он ведь выглядел совсем непривлекательно. Он выглядел как последний псих. Надо отдать должное Джей-Джею — он взял гостей с собой, а не оставил их в кафе, как это сделали Джесс и Мартин. Правда, потом я узнала, что он вышел с ними на улицу, чтобы затеять драку, и мне сложно было решить, было ли такое поведение некрасивым или нет. С одной стороны, он был с ними, но с другой — он был с ними потому, что хотел подраться. По-моему, так вести себя все же некрасиво, хотя это и не так некрасиво, как вели себя остальные.

Остальные — медбратья, родители Джесс и гости Мартина — какое-то время посидели там, а потом начали понимать, что никто не вернется, даже Джей-Джей со своими друзьями. Никто не знал, что делать дальше.

— Ну что, на этом все? — спросил отец Джесс. — То есть мне бы не хотелось… Я не хочу показаться невежливым. И, я знаю, Джесс стоило немалых трудов все это организовать. Но в общем… Никого ведь, по сути, не осталось. Или вы не хотите, чтобы мы уходили, Морин? Быть может, мы можем чего-то добиться вместе? Очевидно, что если… То есть, как вы думаете, на что надеялась Джесс? Быть может, мы можем осуществить ее план в ее отсутствие?

Я знала, на что надеялась Джесс. Она надеялась, что придут папа с мамой и все исправят — ведь так должны делать мамы с папами. Я тоже об этом мечтала. Очень давно, когда Мэтти только появился. И по-моему, все об этом мечтают. По крайней мере, все, у которых жизнь пошла наперекосяк.

Тогда я сказала отцу Джесс, что, на мой взгляд, Джесс просто хотела сделать так, чтобы ее поняли, и что мне очень жаль, если этого не произошло.

— Это все те чертовы сережки, — в сердцах сказал он.

Я спросила его о сережках, и он мне все рассказал.

— Они так много для нее значили? — спросила я.

— Для Джен? Или для Джесс?

— Для Джен.

— Если честно, я не знаю, — ответил он.

— Это были ее любимые сережки, — объяснила миссис Крайтон.

У нее было странное выражение лица. Она улыбалась все время, пока мы говорили, но создавалось впечатление, будто улыбаться она научилась только сегодня вечером — ее лицо словно не было приспособлено к выражению радости. Такие черты лица скорее свидетельствуют о том, что человек постоянно злится, вспоминая про украденные сережки. А губы у нее были тонкие и все время сжаты.

— Она вернулась за ними, — сказала я.

Не знаю, почему я так сказала. Не знаю, правда это или нет. Но, как мне показалось, это стоило сказать. Это было похоже на правду.

— Кто вернулся? — спросила она.

Ее лицо выглядело теперь иначе. Ему приходилось изображать незнакомые до того эмоции, поскольку миссис Крайтон очень хотела узнать, что я отвечу. Сомневаюсь, что она часто прислушивается к словам других. Мне было приятно видеть, как на ее лице появляются новые эмоции, — отчасти и поэтому я продолжила разговаривать ней. Я словно управляла газонокосилкой, пытаясь пробиться туда, где все слишком сильно заросло травой.

— Джен. Если ей нравились эти сережки, она могла за ними вернуться. Сами знаете, как ведут себя девочки в этом возрасте.

— Господи, — ахнул мистер Крайтон. — Мне это даже в голову не приходило.

— Мне тоже. Но… это многое объясняет. Помнишь, Крис, ведь тогда же пропали еще кое-какие вещи. И деньги тоже.

Насчет денег я не была так уверена. Вполне возможно, что пропажа денег объяснялась совсем иначе.

— И тогда же мне показалось, что пара книг исчезла, помнишь? А Джесс не могла их взять.

Они оба рассмеялись, словно любили Джесс всем сердцем и только радовались, что она скорее спрыгнет с крыши многоэтажки, чем прочитает книгу.

Я прекрасно понимала, почему мое предположение о Джен, вернувшейся за сережками, так важно для них. Ведь тогда получается, что она исчезла, уехала в Техас, или в Шотландию, или даже в район Ноттинг-Хилл, но ее не убили, она не покончила с собой. Получается, они могут думать, где она, как живет, чем занимается. Они могут думать, не ли у нее ребенка, которого они никогда не видели и, возможно, никогда не увидят. То есть для самих себя они могут оставаться обычными родителями. Я делала то же самое, покупая Мэтти кассеты и плакаты — для самой себя я становилась обычной матерью. На мгновение.

Конечно, можно было все разрушить за мгновение — слишком уж много было несоответствий, да и вообще, что это меняло? Джен могла вернуться только для того, чтобы покончить с собой в любимых сережках. Возможно, она вообще не возвращалась. И как бы то ни было, она не вернулась, даже если и забежала на пять минут. Но я знаю, что нужно для того, чтобы двигаться дальше. Возможно, это звучит глупо, учитывая, по какому поводу мы собрались в том кафе. И я тоже двигалась дальше, пусть мне и пришлось для этого забраться на крышу Топперс-хаус. Иногда нужна лишь маленькая уловка. Достаточно подумать, что кто-то сам забрал свои сережки, и жить на какое-то время становится полегче.

Но я говорила с мистером и миссис Крайтон, а не с Джесс. Джесс ничего не знала про эту теорию, хотя именно жизнь Джесс нуждалась в изменениях. Именно она была со мной на крыше. У ее родителей была работа, друзья и все остальное, и, пожалуй, им не так важно было услышать про сережки. Пожалуй, я только зря потратила время, рассказывая им про них.

Вероятно, можно было и так сказать, но это было бы неправдой. Им нужно было это услышать — я видела это по их лицам. Я знаю только одного человека, которому нет прока от таких историй, — Мэтти. (А может, и ему это нужно. Я не знаю, что у него в голове. Мне советуют разговаривать с ним, и я разговариваю. Откуда мне знать, есть ли ему какой-то прок от моих рассказов?)

Ведь можно умирать, не убивая себя. Можно умирать постепенно. Мать Джесс дала своему лицу умереть, но в тот вечер оно вернулось к жизни.

Сев на первую же электричку, я доехала до станции «Лондон Бридж», вышла и отправилась гулять. Если бы вы увидели, как я стояла, прислонившись к стене, и смотрела на воду, вы бы сразу сказали: а, она задумалась. Но это было не так. То есть у меня в голове были какие-то слова, но слова в голове — это еще не мысли. Ведь если у вас карман набит монетами, это еще не значит, что вы богаты. А слова в моей голове вертелись такие: сволочь, ублюдок, сука, блядь, козел, мудак и все в таком духе. Эти слова так быстро проносились у меня в голове, что я даже не успевала собрать их в предложение. А это же не особенно похоже на мысль?