Олег Рой - Ловушка для вершителя судьбы

Вскоре после выхода книги в печати появилось несколько критических отзывов. Были и хвалебные, отмечавшие достоинства сюжета, языка и стиля автора, были и негативные, но главную роль сыграла статья в «Литературной газете», написанная известным публицистом. Рассуждая о кризисе современного общества, он вскользь упомянул произведения Алексея Ранцова, в которых «с почти документальной точностью отражена проблема бездуховности и прозападнических настроений современной молодежи». Лучшей рекламы в середине 1980-х годов нельзя было и придумать. Тираж книги разошелся с невероятной быстротой.

Жизнь Алексея изменилась. Конечно, он продолжал ходить в университет на занятия, но теперь отношение и сокурсников, и педагогов к нему стало совсем другим. Кто-то радовался его успеху, кто-то проникся уважением, но большинство плохо скрывали или вообще не считали нужным скрывать зависть и ревность. Многие преподаватели начали относиться к Ранцову значительно строже, не упуская ни малейшей возможности кольнуть: «Что же вы, уважаемый, в писатели подались, а сами ни одного памфлета Свифта вспомнить не можете. Стыдно должно быть!»

Однако подобные неприятности казались мелочью по сравнению с другими переменами в жизни. Алеша стал настоящим писателем , что в то время было еще очень непросто. Если бы интеллигенции восьмидесятых годов кто-нибудь сказал, что через какой-то десяток лет писателями станут обычные домохозяйки, чьими детективчиками и любовными романами наводнился книжный рынок, она бы не поверила. У Алексея Ранцова несколько раз брали интервью, его стали приглашать на радио, на семинары молодых литераторов, на встречи с читателями. Именно на такой встрече он и познакомился с Вероникой, тогда еще студенткой пищевого института. Новая любовь была красивой, нежной и спокойной, без истерик и взаимных обид. Сразу после защиты диплома Алексея они расписались, а свой диплом Вероника, которая была младше Алеши на год и, соответственно, на курс, защищала уже беременной. Узнав о том, что родился мальчик, Леша вздохнул с облегчением – слава богу, никому не придет в голову подарить парню розовые варежки… В то время боль от истории с Женей уже стала понемногу отпускать, но розовых варежек Алеша по-прежнему видеть не мог.

Все складывалось как нельзя лучше. Молодожены поселились у Вероники, в прекрасной трехкомнатной квартире на Профсоюзной улице. Мать девушки, милая и интеллигентная женщина, к которой ну уж никак не подходило истрепанное в анекдотах слово «теща», встретила Алешу приветливо и с первых дней очень хорошо относилась к нему. Она же помогла с трудоустройством – через ее знакомых Алексей сразу после окончания университета попал в редакцию журнала «За рулем», сначала внештатником, а потом и полноправным сотрудником. Зарплаты и гонораров за подработки, которые всегда доступны журналисту, вполне хватало на содержание семьи, даже когда родился Павлушка, чудесный ребенок, несомненно, самый смышленый и самый очаровательный на свете. Алексей задыхался от счастья, прижимаясь губами к его теплой головке. Ему нравилось в жизни абсолютно все – быть отцом, мужем, зятем, журналистом, писателем. Новых книг он пока не создал, но по вечерам, когда было время, рассказывал Павлику сказки перед сном, рождая в душе ребенка нежные облачка веры в добро.

Вскоре Алексею предложили вести в журнале собственную рубрику об истории автомобилестроения. Он с энтузиазмом взялся за дело и действительно преуспел – статьи получались живыми и познавательными. Сам буквально помешанный на автомобилях и необычайно увлеченный темой, Алеша готов был сутки напролет просиживать в «Ленинке», «Историчке» или доступных архивах, штудируя источники и добывая из них, точно золото из породы, самые интересные сведения. В результате в следующем номере появлялась очередная заметка, скажем, о новинках, представленных в 1898 году на международной автомобильной выставке в Париже: четырехцилиндровом двигателе, пневматических шинах, магнитной системе зажигания. Или о французском заводе «Панар-Левассор», который впервые в мире создал автомобиль с рулем, а не с рычагом, как было до этого. Или об истории создания знаменитых фирм «Форд», «Бенц» и «Пежо» и менее известных «Даймлер» и «Делае». Или…

– Молодчина! – хлопал его по плечу ответственный редактор. – Здорово у тебя получается! Поставим это в ноябрьский номер, а для октября, будь другом, сделай что-нибудь про «ЗИЛ» или «ВАЗ», а то у нас какая-то сплошная буржуазная пропаганда получается.

В то время, к счастью, эти слова уже были шуткой, а не угрозой – заканчивались восьмидесятые, и люди, насквозь пропитанные «бессмертными» социалистическими ценностями, с наслаждением подставляли лица долгожданному ветру перемен.

Однажды, пробегая по улице Богдана Хмельницкого от Исторической библиотеки к метро «Площадь Ногина», Алеша встретил величественную Зою Владимировну.

– Рада вас видеть! – Дама энергично, по-мужски, пожала его руку. – Что-то вы нас совсем забыли, а?

– Да так как-то все… – замялся Алексей. – Работа интереснейшая, но очень много времени занимает… Опять же сын растет.

– Все это, голубчик, не оправдание! – строго выговорила ему Зоя Владимировна. – Не смейте сходить с дистанции, слышите! Живите по классике – ни дня без строчки!

Алеша не знал, что ей ответить. Честно признаться, последние годы он вообще не вспоминал о писательстве. Сначала его окутала своим нежным покрывалом семейная жизнь, и он как-то поутих, поуспокоился, его не тянуло к столу, к белым листам бумаги, как это бывало с ним когда-то. Он был абсолютно счастлив.

Но через несколько лет этого сплошного тихого счастья в нем поселилась какая-то тревога. Алексей стал просыпаться по ночам и часами лежать с открытыми глазами. В голове могли роиться самые разные мысли: о собственном предназначении в этом мире; о далеких неведомых странах, побывать в которых ему явно не светило; о сантехнике, который уже неведомо какую неделю обещает достать нужные краны; о шубке для жены, такой дорогой и такой нереальной при их доходах. Но при этом каждое ночное бдение обязательно заканчивалось одним и тем же – где-то в глубине сознания вдруг рождалась мысль, которая все настойчивее и настойчивее сверлила висок: «Что же ты не пишешь? Давай, не ленись!» Словно кто-то невидимый, но очень упрямый все задавал и задавал ему этот вопрос.

Сначала Алеша отмахивался от этого невидимки, как от назойливой мухи: писать не хотелось, и не о чем было писать, не придумывались ни идеи, ни сюжет. А самое главное – отсутствовало желание. То рвущее на части желание, которое жило в нем тогда, в пору вступления во взрослую жизнь.