Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

– Да нет, со мной все в порядке, честное слово… Вы так заботливы! Я всего лишь уснула глубоким сном. Заходите, а то совсем промокнете.

Открыв дверь пошире, Мария отступила в сторону.

– Позволь представить тебе Элпиду Контомарис, – сказала Катерина, войдя в дом.

– Госпожа Контомарис! Я заочно знакома с вами: вы были лучшей подругой моей матери.

Женщины пожали друг другу руки.

– Ты так похожа на мать! – заметила Элпида. – И почти такая же, как на фотографиях, которые хранила Элени, а ведь это было так давно! Мне очень нравилась твоя мама – она была одной из лучших, которых я знала.

Катерина окинула комнату взглядом. Помещение выглядело точно так же, как несколько часов назад. Коробки остались нераспакованными, и было заметно, что Мария даже не пыталась открыть их. Они по-прежнему находились в доме умершего.

Элпида Контомарис видела охваченную отчаянием молодую женщину в голой, холодной комнате, а ведь в это время люди обычно ели на ужин что-то горячее и готовились улечься в мягкую, удобную постель.

– Послушай, почему бы тебе не переночевать у меня? – любезно предложила она. – У меня есть свободная комната, и это абсолютно меня не затруднит.

Мария невольно вздрогнула. Она очень замерзла, пока спала, и оставаться в сырой, мрачной комнате у нее не было ни малейшего желания. Ей вспомнилось, как при свете дня они проходили мимо дома Элпиды, на окнах которого висели симпатичные кружевные занавески.

– Большое спасибо, я с удовольствием переночую у вас, – не задумываясь, ответила девушка.

Мария провела у Элпиды Контомарис не только эту ночь, но и несколько следующих. Почти все светлое время суток она проводила в здании, которое должно было стать ее домом. Она приложила немало усилий, чтобы придать ему более обитаемый вид: заново побелила стены, покрасила входную дверь в ярко-зеленый цвет – что, впрочем, больше соответствовало началу весны, чем середине осени… Мария распаковала книги, фотографии и несколько картин, которые развесила по стенам, погладила вышитые хлопковые покрывала и скатерть и накрыла ими стол и удобные стулья, которые ей дала Элпида, – женщина решила, что ей они больше не нужны. На отдельной полочке Мария расставила горшочки с сушеными травами, а грязную кухню вычистила до блеска.

Первый день с его безвыходным отчаянием ушел в прошлое, и хотя еще долго Марию грызла смутная тоска по всему тому, что она оставила на другом берегу пролива, она начала больше смотреть в будущее. Она много думала об их с Маноли несостоявшейся совместной жизни и пришла к выводу, что эта жизнь не была бы такой уж сказочной. Девушка скучала по жизнерадостному бывшему жениху и по его умению обратить любую ситуацию в шутку, но ей сложно было представить, как бы они преодолели огромную разницу в их характерах. Мария пробовала шампанское только один раз в жизни – на свадьбе сестры. После первого же глотка в голове у нее закружилось, но вскоре опьянение прошло. И теперь она задумывалась, не было бы все так и с Маноли. Но узнать это наверняка больше не было возможности, и постепенно девушка стала думать о женихе все меньше и меньше. Ее немного пугало, что любовь испаряется буквально на глазах, но, что ни говори, Маноли больше не был частью мира, в котором она обитала.

Мария рассказала Элпиде о том, как жила после переезда матери на Спиналонгу: как заботилась об отце, как ее сестра удачно вышла замуж, как она сама обручилась с Маноли. Описывая все это, она ничего не скрывала – у нее было чувство, что она разговаривает с матерью. Элпида сразу прониклась искренней симпатией к девушке, которую давно знала заочно, по рассказам Элени, и как могла подбадривала ее.

В первый день на острове Мария проспала встречу с доктором Лапакисом, и попасть к нему на прием ей удалось лишь спустя несколько дней. Доктор описал симптомы и зарисовал расположение пятен на ее теле. Затем он сравнил все это с описаниями, которые прислал доктор Кирицис, и обратил внимание, что на спине девушки появились новые пятна. Это встревожило его. Состояние здоровья Марии было неплохим, но если бы оно ухудшилось, то надежды доктора Лапакиса остановить развитие болезни, скорее всего, пошли бы прахом.

Через три дня после приезда Мария встретилась с отцом. Она знала, что его лодка с доктором Лапакисом на борту отчаливает от пристани Плаки ровно без десяти девять, и без пяти уже была на берегу. Девушка с удивлением заметила, что в лодке было не два, а три человека. «Может, это Маноли? – промелькнула у нее шальная мысль. – Возможно, он так хотел увидеть меня, что плюнул на осторожность?»

Когда лодка приблизилась, Мария увидела, что вторым пассажиром был Кирицис. Ее сердце радостно забилось: этот худощавый седовласый человек ассоциировался у нее с надеждой на полное излечение.

Лодка пристала к берегу, и Гиоргис бросил конец Марии, которая умело привязала его к столбу. Несмотря на то что Гиоргиса беспокоило, как прошли первые дни его дочери на Спиналонге, он постарался скрыть это.

– Мария, я так рад тебя видеть! Ты видишь, кто с нами приехал? Это доктор Кирицис.

– Да, я вижу, отец, – с улыбкой ответила девушка.

– Мария, как вы? – спросил доктор Кирицис, осторожно выбравшись на причал.

– Я чувствую себя просто превосходно, доктор. Никогда в жизни не чувствовала себя лучше.

Некоторое время Кирицис молча смотрел на Марию. Она показалась ему абсолютно чуждой этому месту – такая красивая и такая далекая от всего, что связано со Спиналонгой!

Встретить двух врачей вышел Никос Пападимитриу. Пока Мария разговаривала с отцом, трое мужчин вошли в туннель и скрылись из виду. Со времени последнего приезда Николаоса Кирициса на остров прошло четырнадцать лет, и его не могли не поразить огромные изменения, которые произошли в жизни колонии. Многие здания начали ремонтировать еще до войны, однако то, что он увидел, превзошло все его ожидания.

Когда мужчины дошли до больницы, удивление Кирициса возросло еще более. Старое здание выглядело почти так же, как и раньше, но к нему пристроили новое, превосходящее его по размерам. Кирицис вспомнил план, который висел на стене кабинета Лапакиса полтора десятка лет назад, и понял, что его другу удалось воплотить свои замыслы в жизнь.

– Просто поразительно! – воскликнул он. – Здесь есть все необходимое. Значит, ты добился своего?

– За все это пришлось немало повоевать, поверь. И если бы не помощь вот этого человека, у меня вряд ли что-нибудь получилось бы, – ответил Лапакис, кивнув в сторону Никоса Пападимитриу.

После того как президент острова ушел, сославшись на неотложные дела, Лапакис принялся с гордым видом показывать Кирицису новую больницу. Помещения в новом крыле были просторными, с окнами от пола до потолка. Зимой плотные ставни и толстые стены надежно защищали пациентов от буйства дождей и бурь, летом же окна открывали, чтобы внутрь проникал прохладный морской ветерок. Каждая палата была рассчитана на двух или трех пациентов, а времена, когда мужчины и женщины лежали в одном помещении, давно ушли в прошлое. Везде царила безупречная чистота, и Кирицис заметил, что во всех палатах есть отдельный санузел с душем. Большинство коек были заняты, но в целом в больнице было спокойно и тихо – почти все больные лежали молча, и лишь один постанывал от боли.