Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

Фотини радовалась, видя, что даже в такой холодный и ветреный день подруга оживлена и полна энтузиазма.

– А теперь расскажи, что происходит в Плаке, – сказала Мария, помятуя, что любое общение – это прежде всего диалог.

– Почти ничего. Мать говорит, что Антонис по-прежнему мрачен и что с таким характером ему сложно обзавестись женой, а Ангелос на прошлой неделе познакомился в Элунде с девушкой, которая ему, похоже, очень понравилась. Так что, возможно, вскоре мои братья-холостяки станут женатыми мужчинами.

– А как насчет Маноли? – тихо спросила Мария. – Он бывает в Плаке?

– Вообще-то Антонис уже давно не видел его в поместье… Мария, скажи, ты тоскуешь по нему?

– Возможно, тебя это удивит, но я скучаю намного меньше, чем ожидала. Я вспоминаю его только тогда, когда мы говорим о Плаке. Мне даже немного стыдно, что я так быстро его забыла. Как ты думаешь, это плохо?

– Ничего плохого я не вижу. Наоборот, это даже хорошо.

Весь предыдущий год Фотини выслушивала рассказы Антониса о женихе Марии и потому считала Маноли человеком ненадежным. Она понимала, что чем быстрее Мария выбросит молодого человека из головы, тем лучше для нее, ведь теперь о браке не могло быть и речи.

Мария опустила глаза на увеличившийся живот подруги.

– Он пинается? – спросила она.

– Да, – ответила Фотини. – Почти постоянно.

Она была уже на девятом месяце, и путешествия на Спиналонгу становились для нее опасными.

– Наверное, тебе не стоит навещать меня, – заметила Мария. – Если море будет неспокойным, ребенок может родиться прямо в лодке.

– Сразу после родов я опять приеду к тебе, – заверила ее Фотини. – И обещаю, что буду постоянно писать.

Мария с Гиоргисом уже успели выработать порядок встреч. Несмотря на то что иногда Гиоргис приезжал на Спиналонгу несколько раз в день, Мария хорошо понимала, что так часто встречаться с ним не стоит. Зачем делать вид, что жизнь идет как раньше, если это не так? Отец и дочь решили, что будут видеться трижды в неделю – по понедельникам, средам и пятницам. Этих дней девушка всегда ждала с нетерпением: по понедельникам к ней обычно приезжала Фотини, по средам на Спиналонге бывал доктор Кирицис, а в пятницу она встречалась с отцом.

В середине января Гиоргис привез радостную новость, что Фотини родила сына. Мария потребовала рассказать все, что ему известно о родах и ребенке.

– Как его назвали? – допытывалась она. – Как он выглядит? Сколько весит?

– Его назвали Матеосом, – ответил Гиоргис. – Выглядит он как обычный малыш, а сколько весит, я понятия не имею. Наверное, где-то как пакет с мукой.

За неделю Мария вышила крошечную наволочку с именем и датой рождения ребенка и набила ее сушеными листьями лаванды.

«Положи это в колыбель, – написала она Фотини. – Так он будет лучше спать».

В апреле приезды Фотини на Спиналонгу возобновились. Новые обязанности оставляли мало свободного времени, но она по-прежнему знала все, что происходит в Плаке, – кто с кем поссорился, кто куда ездил и когда вернулся. Марии очень хотелось узнать последние новости, но с неменьшим интересом она выслушивала рассказы обо всех тяготах и радостях материнства. Фотини тоже интересовало все, что происходит на Спиналонге, так что их свидания продолжались больше часа, и все это время они говорили без умолку.

Встречи с доктором Кирицисом по средам были совсем другими. В его присутствии Мария всегда ощущала некоторую неловкость: ей трудно было забыть, что именно он поставил ей диагноз, и она постоянно вспоминала слова доктора: «В вашем организме присутствует лепра». Они обрекли ее на существование живого мертвеца, но именно доктор Кирицис дал ей слабое обещание, что однажды она полностью излечится. Марии было нелегко: доктор ассоциировался с самым плохим, что случилось в ее жизни, и одновременно с надеждой, что в будущем все станет хорошо.

– Он какой-то равнодушный, – сказала Мария Фотини во время очередной встречи. Они сидели на каменном парапете в тени деревьев у пристани. – Иногда мне кажется, что у него совсем нет чувств.

– Он что, не нравится тебе? – спросила Фотини.

– Сама не знаю, – ответила Мария. – Он постоянно смотрит на меня, но так, словно на самом деле меня нет. Однако он дает надежду отцу, и я готова терпеть его хотя бы ради этого.

«Немного странно, что Мария постоянно упоминает о Кирицисе, – подумала Фотини. – Зачем говорить о человеке, который тебе не нравится?»

Спустя пару недель после первого приезда доктора Кирициса два врача составили предварительный список больных, которые, как они считали, подходят для лечения новыми препаратами. В этом списке была и Мария. Она молода, здорова, жила на острове совсем недавно – одним словом, идеальный кандидат на роль «подопытного кролика». Однако доктор Кирицис по непонятным для него самого причинам не хотел включать ее в первую группу, работа с которой должна была начаться через несколько месяцев. Он в течение многих лет регулярно сообщал печальные новости людям, которые заслуживали гораздо лучшей участи, и научился избегать привязанностей. Объективности ради ему приходилось быть сдержанным и бесстрастным, так что многие считали его холодным, хотя на самом деле это был гуманист до мозга костей.

Кирицис решил сократить список с двадцати до пятнадцати человек. Их состояние следовало отслеживать в течение нескольких месяцев, чтобы определить возможность лечения и дозировку. Затем он исключил из окончательного списка Марию. Он не обязан был ни перед кем отчитываться за свои действия, но знал, что, вероятно, это первое в его карьере решение, продиктованное не разумом. Себе доктор сказал, что так будет лучше для Марии: о побочных эффектах новых средств было известно еще недостаточно, и он не хотел, чтобы девушка на себе ощутила все возможные неблагоприятные последствия.

В начале лета, во время очередного плавания к Спиналонге, Кирицис спросил Гиоргиса, бывал ли тот когда-нибудь за крепостной стеной острова.

– Нет, конечно, – ответил удивленный Гиоргис. – Мне даже в голову это не приходило. Меня бы никто туда не пустил.

– А ведь вы могли бы побывать дома у Марии, – заметил Кирицис. – Риска практически никакого.

Кирицис хорошо знал состояние Марии и понимал: вероятность того, что Гиоргис заразится от дочери, не превышает одну миллионную. На ее коже не было бацилл, то есть они смогли бы перейти в его организм лишь в том случае, если бы целостность ее кожных покровов была нарушена и Гиоргис дотронулся до нее именно в этом месте.

Гиоргис задумался. Ни он, ни Мария никогда не допускали даже мысли, что он может бывать в ее новом доме. Несомненно, это было бы намного удобнее, чем встречаться на пристани, летом изнывая от жары, а зимой страдая от холода. И пожилой рыбак решил, что такую возможность упускать нельзя.