Александр Иличевский - Перс

Весь полк в парадном составе, в белых длиннополых одеждах или в рубашках навыпуск, выстроился в процессию и выступил в сторону моря. Пылающий ковчег, иногда взревывая, высовывая из пламени костяные зубы и поводя головой, стараясь сдвинуть мешающий видеть шлем, плыл над Ширваном. Помахивая ветками акации, егеря шли за ним.

Ночевали в степи, погрузившись в медитацию, мне не удалось провалиться в созерцание и, почти околев, пытаясь расслабиться, согреться от нервной трясучки задержкой дыханья, — с обмотанными рубашкой руками я ползал вокруг белевших торсов погрузившихся в транс егерей и собирал сухие колючки, траву, вскакивал и гнался на слух за шелестевшими в темноте колтунами перекатиполя, чтобы смять, поджечь и хоть немного согреться. Спас меня верблюд, с которого я снял шлем и напялил на себя, как свитер.

На рассвете мы вышли к морю, и егеря стали загонять верблюда в воду. Он никак не желал, ревел, образовалась кутерьма, но все-таки Хлебников пошел, пошел, долго шел, пока не поплыл по солнечной дорожке, вытягивая шею, красную голову, снова скаля зубы. Солнце потихоньку вставало навстречу, полотно дорожки сужалось и волновалось.

Хашем держался за хвост, егеря за Хашема цепочкой, подгребая одной рукой под мышку. Верблюд наконец выломился во весь рост на мелководье, вырвался и поскакал вдоль берега. Его оставили в покое, и в полдень он вернулся сам.

Каково быть соколом? Утешить рыцаря Бавона, ушедшего в отшельничество, — поднять кандальный его камень, грех прошлой жизни. Взять в клюв бриллиантовое кольцо, заклекотать, схватить ленточку Мебиуса со словом Semper, застыть на гербе Медичи. Воодушевить победой, взойти поверх всех ступеней в свободу. Пасть камнем, убить зайца похоти. Быть царем птиц и началом небес. Быть солнцем, воителем горизонта, сущностью царской власти. Всевидящим взором завораживать птиц так же, как лик фараона завораживает его врагов. Быть предводителем мертвых. Быть пернатой мумией с бусинкой антрацита, вперенной в вечность, раскрыть крылья нефти — короной Верхнего Египта. Ждать. Ждать, когда поднимется клобук слепоты. Взвиться, ринуться, подскочить и ударить, сломать цапле шею. Угнетать беззащитных, поджидать зорко жертву. Маской лечь, распластаться крылами на усопшем лике фараона.

Юго-восточный ветер вышвыривает его к вершинам Тобаканара. Рывком пропадает из виду чалма хозяина, вход в пещеру, ущелье теряется в паутине трещин, сбегающих с хребтов к извилистой борозде безымянного вади. Еще плывет и стелется овраг, ближайший холм, рывком относится земля, и горизонт, стянувшись петлей, вдруг открывает гористое блюдо Белуджистана.

Расправленный на воздушной реке, слыша только посвист маховых перьев, он плывет в слепом от сиянья зените. Сжимая плюсну, гневным зрачком утопая в голубой, охряной, сизой прорве, он раскрывает клюв, чтобы закричать. Но снова бьет напор, закругляет землю, вышвыривает его в темнеющую пасть атмосферы, где звезды проступают как на дне колодца в полдень…

Наконец он закладывает вираж: чтобы вглядеться в ландшафт, загроможденный изломами, скатиться к хребту, нащупать, поднырнуть на прохладный, стекающий пласт. И дальше глаз скользит, прощупывает сеть трещин, и вот — натыкается на витиеватый камень — чалму хозяина.

Птицу швыряет вниз острый приступ голода.

Сокол, свив клубок воздушного боя, легко поражает добычу в пять раз крупнее себя. Завидев только тень его, утки рушатся с самолетной вышины, прошивают толщу водоема. Орел, залетевший в охотничьи владения сокола, отбрасывается прочь его боевым кличем. Спасаясь от сокола, птицы кидаются под ноги людям, шныряют под машины, повозки, влетают всполохом в амбары, сараи, веранды. Атака сокола сильна, как пламя взрыва. Преследование соколом стаи крупных птиц ошеломляет виртуозностью расчета, мгновенностью броска. Сокол поднимается над жертвой, схлопывает крылья и пикирует, чуть вкось. Ни одна птица не способна развить такую скорость. Даже апперкот Кассиуса Клея, которым он валил быка, едва ли сравнился бы с разящим ударом сокола. Смерть настигает прижатой к туловищу плюсной, когтями задних пальцев перебиваются кости, случается, что у добычи отлетает голова, а если удар наносится вдоль оси туловища, жертва распарывается по всей длине.

В атакующем полете самого сокола почти не видно, лишь молниеносная прозрачная тень с резким шумом мелькает в рассеченном на углы воздухе. Сокол бережет ноги — и бьет по касательной, лишь когда, вдруг став видимым, раскрывает для подъема крылья. Если удар не смертелен, сокол на земле ломает шею жертве клювом.

Чемпион в скорости и неутомимости полета, сокол иногда преследует птицу с расстояния в полтора километра, в то время как для ястреба предел — расстояние в несколько десятков метров.

Кроме ласточек и стрижей, хубара — единственная птица, способная хоть как-то соперничать с соколом в проворности и мощности полета. Сокол, летя низко над землей, вспугивает красотку, поднимает ее на крыло, а сам набирает высоту для атаки. Полет хубары виртуозен, и реакция ее молниеносна.

Сокол неравнодушен к хубаре — и, несмотря на трудность добычи, из инстинкта красоты боевого полета предпочитает ее голубям, дроздам, скворцам, куликам, чиркам или уткам. Из Южной Сибири и Казахстана сапсаны и балобаны перекочевывают вслед за хубарой в Пакистан и Аравию.

Для сытости соколу требуется двести-триста граммов мяса. Небольших птиц он съедает целиком, позже срыгивает погадки — комки из непереваренных перьев и мелких костей. Хубара — мясистая птица, сокол оставляет от нее грудину и крылья.

Хашему снится (рассказал мне поутру), что он ищет в Ширване кита, а находит скелет ископаемого человеческого гиганта, который воспринимается им как храм. Он засыпает среди разложенных костей, но просыпается и составляет из берцовых каркас, натягивает тент. Сквозь сон он понимает, что ночует внутри Ишмаэля. Говорит Хашем:

В самом начале девяностых Иран был открыт и дружелюбен. Практически всю кандидатскую я сделал на шахинах. Да и почему бы не съездить на родину?

Чалусская биологическая станция служила полигоном для практических занятий студентов биофака Тегеранского университета имени Фирдоуси. Станция примыкала к территории небольшого заповедника, охраняющего по предгорьям полтора десятков эндемиков. Кроме оранжерей, соколятни и ботанического сада, на биостанции находились также два рыборазводных бассейна. Потомство осетров выпускалось на волю специальным рейдами на побережье Каспия: сначала потрудиться — вычерпать сачками шипастых мальков, затем с водителем вскинуть пятидесятилитровые бидоны на раз-два, грохнуть в кузов, спуститься серпантином к морю, завязнуть в песке, подкопать, тронуть дальше, сдать задом по кардан в прибой, с чешуйчатым шелестом ссыпать мальков в волну.