Джулиан Барнс - Глядя на солнце

6. Что Бог существует только, пока существует вера в него. А почему нет? Существование Бога бессмысленно, если в него никто не верит, а потому, возможно, его существование возникает и исчезает, согласно вере человека в него. Он существует как прямое следствие нашей потребности в нем; и, может быть, сила его могущества зависит от силы нашего поклонения ему. Вера подобна каменному углю: сжигая ее, мы генерируем могущество Бога.

7. Что Бог на самом деле не сотворял Человека и Вселенную, а всего лишь унаследовал их. Он безмятежно занимался овцеводством в какой-нибудь небесной Австралии, и тут сопящий начинающий репортер отыскал его и объяснил, что ввиду какого-то генеалогического фокуса-покуса (недоведения брака до консумации, каплюшечки непорочного зачатия или чего-то там еще) он унаследовал в свое владение Землю и все на ней и в ней содержащееся. И отвергнуть это наследство он не мог так же, как, скажем, способность летать.

8. Что Бог действительно существовал, не существует в данный момент, но будет существовать в будущем. На данный момент он просто взял божественный отпуск. Это объяснило бы очень многое.

9. Что до сих пор Бог вообще не существовал, но будет существовать в будущем. В какой-то момент он прибудет разгрести наш мусор, подстричь траву в городских парках и облагородить окружающие кварталы. Бог — замученный дворник в грязном комбинезоне, разрывающийся между множеством планет. Нам следовало бы подумать о том, чтобы платить ему побольше и заключить с ним постоянный контракт, а не вызывать его только в аварийных случаях, как мы делаем теперь.

10. Что Бог и Человек — это не отдельные сущности, как мы привыкли считать, и связь между нами не ограничивается наличием в нас вечной души — так сказать, клочочка Бога в преходящем теле. Может, связь эта что-то вроде двух детей, бегущих на трех ногах, крепко примотав левую ногу одного к правой другого.

11. Что на самом деле Человек — Бог, а Бог на самом деле — Человек, но какой-то онтологический трюк с зеркалами препятствует нам увидеть реальность такой, какая она есть. Если так, кто установил зеркала?

12. Что есть несколько Богов. Это может объяснить очень многое. а) Они, возможно, все время сварятся, и ни один не занимается делом. б) Они могут быть парализованы переизбытком демократии наподобие ООН; каждый Бог имеет право вето, а потому ничто не выходит за рогатки Совета Безопасности. Неудивительно, что наша планета в таком непотребном состоянии. в) Это разделение ответственности ослабило их силу и ослабило их способность сосредоточиваться. Возможно, им ясно, что не так, но они палец о палец не ударяют, чтобы поправить дело; может быть, Боги благожелательны, но бессильны, может, они способны только глядеть, как евнухи в гареме.

13. Что Бог есть, и он сотворил мир, но что это лишь черновик — другими словами, полный брак. В конце-то концов, сотворение мира дело довольно-таки сложное — так неужели ты ожидал, что даже Бог устроит все безупречно с первого же захода? Без промашек никак не могло обойтись — болезни, комары и тому подобное — как при любой первой пробе. Бог сотворил нас, а затем отправился в какой-то другой уголок вселенной, где дренаж получше, а гравитация не такая коварная. Разумеется, он мог бы уничтожить этот первичный брак, смять его в комок и щелчком отправить в космос в качестве кометы или еще чего-нибудь. И то, что он этого не сделал, доказывает его великодушие и милосердие. Разумеется, он позаботился, чтобы мирок этот не вертелся тут вечно, а устроил так, что через какой-то срок Земля провалится в Солнце и сгорит, но он ничего не имел против нашего самовольного заселения Земли на этот промежуток времени. Валяйте, владейте ею на миг в несколько тысячелетий, сказал Бог, мне она без надобности. И может быть, он иногда заглядывает к нам просто проверить, что положение еще не стало совсем уж скверным. Бог — жонглер со множеством вертящихся тарелочек в воздухе. Мы были его первой тарелочкой и, естественно, остаемся в наибольшем забросе. Мы качаемся и трясемся на верхушке нашего шеста, зрители волнуются за нас, но всегда божественный указательный палец вовремя закручивает нашу планету еще раз.

14. Что все мы — фрагменты Бога, который уничтожил себя в начале времени. Зачем он это сделал? Может, он просто не хотел жить — он был Богом-шведом, так сказать Робеком. Это объяснило бы очень многое, а возможно, и все: несовершенство вселенной, наше ощущение космического одиночества, нашу жажду верить — даже нашу тягу к самоубийству. Если мы фрагменты самосразившегося Бога, то естественно и даже свято, что мы хотим убивать себя. Некоторые из ранних христианских мучеников (чья спешка расстаться с жизнью придает им сходство с нахальными arrivistes, [13] выскочка (фр.). старающимися поскорее оттяпать себе местечко на Небесах) по сути могли быть всего лишь благочестивыми самоубийцами. Одна яркая ересь даже считала самоубийцей Христа на том основании, что он велел своей жизни покинуть его, и она его покинула. Быть может, еретики были правы: Христос всего лишь следовал примеру своего отца.

Грегори играл с такими возможностями, пока его мозг совершенно не истощился. Он уснул, а когда проснулся, нащупал еще одну историю. Бог существует и существовал всегда; он всемогущ и всезнающ; Человек наделен свободной волей и карается, если пользуется этой свободой для дурных целей; в этом кратком земном существовании у нас нет надежды постигнуть то, как действует Бог; достаточно признавать его, любить его, воспринимать его сияние всем своим существом, повиноваться ему и почитать его. Старая история, самая первая история — Грегори погрузился в нее. Домашняя куртка, кресло точно по вашей фигуре после долгого его использования, деревянная рукоятка старой пилы, джазовый мотив со всеми его частями, отпечаток в песке, точно соответствующий вашему ботинку. Так-то лучше, подумал Грегори, именно то, что требуется, и смущенно посмеялся над собой.

Кто может сказать, что значит быть смелым? Нередко утверждают — особенно те, кто никогда не видел поля сражения, — что на войне наиболее смелыми были наиболее лишенные воображения. Правда ли это, а если да, не принижает ли это их храбрость? Если вы смелы, потому что способны вообразить — заранее вообразить — раны и смерть и отбросить их, то воображающие их наиболее смело, способные заранее призвать страх и боль — самые смелые. Но наделенных такой способностью — увидеть собственную гибель в трехмерном воображении — обычно называют трусами. Так значит, самые смелые — всего лишь несостоявшиеся трусы, трусы, лишенные мужества убежать?

Смело ли верить в Бога, прикинул Грегори. Ну, на нижнем уровне это может быть смелым, потому что теперь в него мало кто верит, и требуется своего рода мужество, чтобы оставаться твердым перед лицом общей апатии. На высшем же уровне это смело, так как вы поднимаете себя до статуса Божьего творения; выставляете себя чем-то более высоким, чем комок глины, — а это требует известной дерзости. Кроме того, вы, пожалуй, подставляете себя Страшному Суду: ваши нервы выдерживают и эту мысль? Когда вы говорите, что вы верите в Бога, вы — тот ребенок, который поднимает руку в классе. Вы привлекаете к себе внимание и получаете публичный вердикт: Прав или Не прав. Вообразите этот момент. Вообразите страх его.