Карлос Сафон - Игра ангела

Я проснулся в разгар солнечного жаркого дня. Яркий свет золотистой пылью сочился из окон. Сто тысяч франков по-прежнему лежали на столе, и это первое, что бросилось мне в глаза. Встав с кресла, я подошел к окну, раздвинул шторы, и поток ослепительного сияния хлынул в комнату. Барселона стояла на прежнем месте, подернутая рябью дымчатого марева, словно мираж в пустыне. Неожиданно я осознал, что непрерывный гул в ушах, обычно заглушаемый звуками дня, полностью прекратился. Я вслушивался в тишину, незамутненную, как ключевая вода, какую, пожалуй, мне не доводилось слышать никогда. И я услышал свой смех. Я поднес руку к лицу и пощупал лоб. Давящая головная боль испарилась. Сознание было ясным, и мне казалось, будто мои пять чувств только что пробудились. Я поискал зеркало, но в гостиной его не нашлось. Я вышел, рассчитывая обнаружить ванную комнату или любое другое помещение, где могли оказаться зеркала. Я испытывал потребность удостовериться, что очнулся в собственном, а не чужом, теле и осязаемые плоть и кости действительно принадлежат мне. Все двери в доме были заперты на замок. Обследовав весь этаж, я не сумел открыть ни одной комнаты. Возвратившись в гостиную, я убедился, что приснившаяся мне ночью дверь на лестницу в подвал в реальности представляла собой картину, изображавшую ангела, пригорюнившегося на утесе над бескрайней бездной. Тогда я направился к лестнице на второй этаж, но, преодолев первый пролет, остановился. Там, куда не проникал свет, начиналось царство густого, непроницаемого мрака.

— Сеньор Корелли? — позвал я.

Мой голос канул в пространстве, словно ушел в вату, не вызвав ни эха, ни отклика. Я вернулся в гостиную и взглянул на деньги, покоившиеся на столе. Сто тысяч франков. Я взял пачку денег. Их приятная тяжесть пробуждала волнение. Купюры не обжигали рук. Я положил их в карман и повторил свой путь по коридору к выходу. Десятки лиц с портретов, как и вчера, с отчаянием и мольбой смотрели мне вслед. Мне не хотелось смотреть им в глаза, и я поспешил к двери. Но почти у самой двери я вдруг заметил среди многочисленных рамок одну пустую, без фотографии и подписи. Я почуял сладковатый, отдававший картоном запах, и он исходил от моих пальцев. Это был запах денег. Открыв парадную дверь, я вышел на дневной свет. Дверь гулко захлопнулась за спиной. Я повернулся посмотреть на дом, молчаливый и темный. Его мрачный облик совершенно не вязался с ослепительно ясным днем, голубым небом и сияющим солнцем. Взглянув на часы, я обнаружил, что уже второй час пополудни. Я проспал больше двенадцати часов кряду, скрючившись в старом кресле, однако я в жизни не чувствовал себя лучше. Я зашагал вниз по склону, возвращаясь в город со счастливым лицом и твердым убеждением, что впервые за долгое время, а может, в первый раз за всю мою жизнь, судьба улыбнулась мне.

Я отпраздновал возвращение в мир живых, отдав дань почтения самому уважаемому храму в городе: главному отделению Испано-колониального банка на улице Фонтанелла. Увидев сто тысяч франков, директор, финансовые инспекторы и армия кассиров и бухгалтеров впали в экстаз и возвели меня на пьедестал, предназначенный для особых клиентов, внушающих преданность и обожание на грани обожествления. Покончив с положенными формальностями в банке, я решил проведать другого коня Апокалипсиса и подошел к газетному киоску на площади Уркинаона. Открыв экземпляр «Голоса индустрии» на середине, я стал искать колонку происшествий, некогда бывшую моей вотчиной. В заголовках до сих пор чувствовалась опытная рука дона Басилио, и почти все подписи были мне знакомы, точно время остановилось. Шесть лет бархатной диктатуры генерала Примо де Риверы подарили городу затишье, тревожное, напоенное ядом, которое вовсе не пошло на пользу отделу криминальной хроники и трагических происшествий. В прессе почти не появлялись сообщения о бомбах и перестрелках. Барселона, внушавшая трепет «огненная роза», приобретала все большее сходство с закупоренным паровым котлом. Я собирался уже закрыть газету и отправиться дальше своей дорогой, когда увидел это сообщение. Всего лишь коротенькая заметка на последней странице хроники происшествий, напечатанная в столбце, где были выделены четыре самых впечатляющих события.

Жоан Марк Угет. Редакционные новости. Барселона

На рассвете в пятницу произошел сильный пожар в доме номер 6 на площади Ангелов, который является резиденцией издательства «Барридо и Эскобильяс». В пожаре погиб управляющий фирмой, сеньор дон Хосе Барридо, и получил тяжелые ожоги его компаньон, сеньор дон Хосе Луис Лопес Эскобильяс, а также работник, сеньор Рамон Гусман, обгоревший при попытке оказать помощь руководителям компании. Пожарные предполагают, что причиной пожара стало возгорание химических веществ, использованных в процессе ремонта здания. В настоящий момент не исключаются и другие возможные причины, поскольку очевидцы происшествия утверждают, будто незадолго до появления пламени видели выходившего из дома мужчину. Жертвы были доставлены в городскую клиническую больницу, куда поместили труп и двух других пострадавших, которые находятся в очень тяжелом состоянии.

Я со всех ног поспешил в издательство. Запах гари начал ощущаться уже на бульваре Рамбла. Кучка любопытных соседей собралась на площади перед зданием. Белые волокна дыма поднимались от груды обломков, наваленной у входа. Я узнал нескольких сотрудников издательства, пытавшихся спасти из руин то немногое, что уцелело. На улице громоздились обгоревшие ящики с книгами и обглоданная огнем мебель. Фасад дома почернел, стекла полопались от жара. Я протиснулся сквозь кольцо зевак и вошел внутрь. От едкого смрада у меня перехватило дыхание. Кое-кто из работников, не потерявших надежды выручить свое имущество, узнал меня и приветствовал наклоном головы.

— Сеньор Мартин… ужасное несчастье… — бормотали они.

Я пересек то, что недавно было приемной, и направился в кабинет Барридо. Пламя поглотило ковры и оставило от мебели лишь обугленные скелеты. Стена в углу обрушилась, и сквозь брешь открывался вид на задний дворик. Легкие хлопья сажи кружили по комнате. Пожар чудом пощадил один стул. Он стоял посередине кабинета, на нем, понурившись, сидела и плакала Отрава. Я опустился рядом с ней на колени. Она узнала меня и улыбнулась сквозь слезы.

— Ты в порядке? — спросил я.

Она кивнула.

— Он сказал, чтобы я шла домой, дескать, уже поздно и мне нужно отдохнуть, поскольку нам предстоит тяжелый день. Мы подводили баланс за месяц… Если бы я задержалась еще на минутку…