Маша Царева - Красотка для подиума

– А зачем мне учить бесполезную химию и никому не нужную геометрию? – задорно рассмеялась она. – Лучше я разбогатею и куплю себе диплом. Любой, какой пожелаю…

Пролетел незаметно еще один год и…

И вот в полуподвальной просторной квартирке без мебели (только ворсистый ковер на полу да раскиданные по всему периметру разномастные подушки) я, шестнадцатилетняя, завороженно наблюдала за тем, как патлатый Митя-Витя священнодействует с щепоткой белоснежного порошка.

Его приятель, поэт, на самом деле оказался довольно успешным бизнесменом с легкой «дурнинкой». Несколько лет назад он, поддавшись моде, отправился в Индию – тогда вся богемная московская тусовка сменила излюбленную испанскую Ибицу на томный жаркий Гоа. Там-то поэт по имени Ратмир (Митя называл его на египетский манер – Ра) и познакомился с неким йогом, легко обратившим падкого на экзотические приключения бизнесмена в свою веру.

С тех пор Ра развлекался следующим образом: вставал в половине пятого утра, пил горький густой отвар из каких-то веселящих трав и потом полтора часа стоял в позе халасана (то есть в стойке на голове), нарушая сладкий предрассветный сон соседей пронзительными монотонными мантрами. Еще он писал стихи о карме и сансаре, на мой взгляд, бездарные. Впрочем, не мне судить – Мите-Вите они, судя по всему, нравились. Мяса он не употреблял, презрительно именуя котлетки «прессованными трупами», не курил и не пил. Но кокаин, похоже, отлично вписывался в его новые реалии. В этом удовольствии московский йог Ра отказать себе не мог.

– Каких красивых женщин ты привел, – сказал он вместо приветствия, глядя на меня в упор.

Взгляд у него был странный, тяжелый. Как у гипнотизера, который пытается внушить вам чувство легкого беспокойства. Полагаю, Ратмир долго репетировал перед зеркалом, чтобы научиться вот так вот, не моргая, смотреть на ошарашенного собеседника.

– Спасибо, – пробормотала я, протискиваясь внутрь.

За моей спиной неловко переминалась Николь. Я знала, что ее раздражает, если некто мужского пола оказывает внимание мне, игнорируя ее. Такой уж у моей подруги характер – ей во всем надо быть первой. Хотя, если честно, обычно так и получалось. Мужчины всегда предпочитали ее, как более яркую, остроумную, взрослую. Поэтому сейчас мне особенно польстило внимание странного поэта.

– Обувь только снимите, – сказал Ра, – все, что нужно, в комнате.

Под многообещающим определением «все, что нужно» скрывалась толстенная книга «Медитация и сакральный поиск эго», на которой и был аккуратной горочкой насыпан вожделенный порошок.

– Хороший стафф, – со знающим видом сказал Ра, причмокнув губами.

Вообще-то он был довольно симпатичным. Я и не ожидала, что у непромытого Мити-Вити в друзьях может оказаться такой роскошный мужик. Брюнет, чем-то напоминающий голливудского актера Джорджа Клуни, на вид лет сорок, глаза русалочьи, зеленые. Волосы длинные, собраны в хвостик. И в отличие от лохматых косм Мити-Вити чисто вымыты и блестят.

Николь он тоже понравился, я это сразу просекла. Мне стоило лишь посмотреть, как она пытается поймать его взгляд и какая загадочная полуулыбка блуждает при этом на ее безупречно красивом лице.

– А вы правда поэт? – с придыханием спросила она, тронув его за локоть.

– Все в этом мире относительно, – невпопад ответил Ра и отправился в кухню заваривать чай.

И мне почему-то понравилось, что ее красота не произвела на него особенного впечатления. В нашей паре Николь была явным лидером, я всегда тащилась на несколько шагов позади.

А Николь тем временем обратила царственное внимание на Митю-Витю.

– Ты давно с ним знаком? Мне кажется, я его где-то раньше видела.

Я снисходительно усмехнулась. Николь всегда делила людей на достойных ее общения и всех остальных. Ратмира она отнесла к первой группе, а вот тощий рокер был сразу же определен в более многочисленную, вторую. В его сторону можно было не стрелять глазами, с ним было позволительно небрежное фамильярное «ты».

Я была уверена на все сто, что никогда раньше Николь не встречала странного бизнесмена Ра. Им просто негде было пересечься.

– Не знаю, – пожал худыми плечами рокер. – Все, девки, готово! Кто первый? – Он кивнул на ровные полоски порошка.

– Я, – улыбнулась Николь.

Ее аккуратно причесанная каштановая головка склонилась над книгой. Краем глаза я заметила, что красивый носик моей подруги безошибочно потянулся к самой жирненькой кокаиновой полоске. Это показалось мне умилительным.

Наверное, кто-то счел бы наши отношения странными. Но я искренне любила Николь – причем именно те ее качества, за которые многие другие ее ненавидели. Мне нравилось ее детское стремление к лидерству. Я любила ее кокетливые уловки и даже получала странное удовольствие, когда наблюдала, как она уводит у меня из-под носа очередного кавалера. Мне было шестнадцать лет, а ей – двадцать два. Я ей невольно подражала, мне казалось, что общение с Николь делает меня более смелой.

Может быть, все дело в том, что у нас никогда не было серьезных конфликтов. Меня вполне устраивало теневое положение, я всегда была не из болтливых, и душой компании меня не назовешь. А на мужчин, за которыми так маниакально охотилась подруга, мне было попросту наплевать. В то время во мне еще не пробудился всепожирающий азарт хищницы, который заставляет нас, женщин, воспитывать в себе особенный сорт жестокости. Женская жестокость – разговор особенный.

Николь шумно втянула внутрь кокаиновую полоску. Когда она подняла ко мне лицо, на ее губах цвела теплая улыбка.

– Теперь ты, – она поманила меня рукой. – Ты же в первый раз, так?

Не знаю почему, но я ответила, что нет. Николь недоверчиво на меня уставилась, но промолчала – она-то считала, что секретов между нами нет.

С будничной улыбкой я приблизила лицо к книге. Что здесь может быть сложного – процесс вдыхания синтетической радости через нос давно во всех подробностях растиражирован голливудскими режиссерами. Одну ноздрю прижимаешь пальцем, другой втягиваешь кокс. На всякий случай я нацелилась на самую крайнюю полоску – так удобнее.

Прижав указательный палец к ноздре, я провела лицом вдоль тающей под моим дыханием полоски. Получилось не так уверенно и красиво, как у Николь, но Митя-Витя остался мною доволен – он похлопал меня по плечу и сказал: «Молодчинка!»

Нос онемел и вдруг перестал быть моим, как будто его обильно спрыснули каким-нибудь лидокаином. Я почувствовала, как замораживающая волна медленно захватывает горло, и покосилась на Николь – интересно, она чувствует то же самое?

В этот момент в комнату вернулся Ратмир с глиняным чайником и крошечными, похожими на наперстки, пиалками.