Макс Фрай - Большая телега

С другой стороны, почему, собственно, сегодня же? Куда спешить? Плавки и какие-то деньги при мне. Ночь, если что, можно провести на пляже, когда-то мне это нравилось. А завтра рано утром — обратно. Отличная может получиться вылазка. Знать бы еще наверняка, какие из этих станций — приморские города. Вот, к примеру, Бастия — порт, это да, но я-то сейчас еду в другую сторону. Аяччо вроде бы тоже на море. Или нет? [52] Разумеется, на море. Это как же надо было перегреться на солнце, чтобы усомниться. Черт, не помню. А вот Кальви — точно. Эдо говорил, это город на западном побережье. Ну, значит, решено.

— Кальви, — твердо сказал я кондуктору, который явился, чтобы взять с меня плату за проезд.

Он кивнул, выдал билет, безошибочно опознав во мне новичка, сказал что-то вроде: «Корреспондесьон Понте-Лечча», — и я сразу вспомнил, ну да, точно, будет пересадка, Эдо еще рассказывал про поезд из Кальви, который всегда приезжает в Понте-Леччу с опозданием. Отлично, значит, я и в Понте-Лечче побываю, недолго, конечно, зато в первый же день. Может, после этого перестану наконец париться, что поселился не в том городе, на который указал жребий. Отсутствие отелей — серьезная причина отступить от правил, но прежде я никогда так не делал и теперь чувствовал себя шулером.

Чего только ты не выдумаешь, лишь бы, не дай бог, не получить от жизни чуть больше удовольствия, чем привык, укоризненно сказал я себе после того, как заперся в туалете и вылил щедрую порцию холодной воды на разгоряченную голову. И ехидно добавил: ты теперь еще объяви, что воду из крана нельзя пить!

Вообще-то, конечно, не стоит, вздохнул я, но нет правил без исключения. И припал губами к антисанитарному источнику влаги. Прополоскал рот и горло, выплюнул воду, прислушался к своим ощущениям, махнул рукой и сделал глоток. Чего уж там, я бы сейчас, пожалуй, даже из лужи в форме козлиного копытца напился, да откуда здесь взяться лужам, тем более сказочным.

Всего четверть часа назад я и вообразить не мог, что скоро замерзну, и какое же это было наслаждение — дрожать под ледяными струями кондиционированного воздуха, обнимать себя обеими руками, растирать предплечья и бока, прижиматься лбом к теплому от раскаленного наружного воздуха оконному стеклу и смотреть, смотреть во все глаза на открывшееся мне великолепие.

Отель, где я поселился и в окрестностях которого уже успел побродить, стоял на унылой равнине, горы только смутно синели вдалеке и выглядели как небрежно нарисованный театральный задник. А теперь они были всюду — впереди, позади, справа и слева, и так близко, что, кажется, если бы удалось открыть наглухо задраенное окно, можно было бы погладить их колючие лесистые склоны.

Наверняка простужусь, думал я, но не с тревогой, а почти с восторгом, потому что люблю это состояние — жар, озноб, обманчивая лихорадочная ясность рассудка, мутная красноватая темнота под веками, тело тяжелеет и одновременно истончается, так что я начинаю ощущать, как сквозь него течет время, а сновидения приходят, не дожидаясь, пока я засну, — чего еще желать. При этом я, как назло, почти никогда не болею, разве только какой-нибудь особенно лютый грипп подхвачу — раз в пару лет, не чаще. Но нынче у меня неплохие шансы, решил я, просто прекрасные, теперь или никогда.

Дело, похоже, действительно шло на лад — в том смысле, что симптомы грядущей простуды были налицо, лоб пылал, ступни и ладони немели от холода, воздух, соприкасаясь с кожей, звенел и шипел, как газировка, а в голове гулко гудел невидимый колокол, и я даже начал сомневаться, стоит ли ехать в Кальви, не лучше ли вернуться, пока ноги еще держат меня, поезда ходят согласно расписанию и где-нибудь поблизости от отеля наверняка есть аптека…

В Кальви тоже есть аптека, десятки прекрасных аптек, возразил я себе. И валяться на пляже гораздо приятнее, чем в душной комнате. И вообще ты уже купил билет, значит, все решено, не морочь голову.

Внутренний спор, как и следовало ожидать, окончательно сбил меня с толку, и я, помню, подумал: в Понте-Лечче пересадка, вот там и поглядим.

Это мудрое решение подарило мне передышку, я расслабился, уставился в окно и, кажется, даже задремал с открытыми глазами, по крайней мере остановка стала для меня полной неожиданностью: только что вроде неслись во весь опор, и вдруг — все, приехали. За окном Понте-Лечча, увитое виноградом здание вокзала, в точности как на фотографии из интернета, целых три перрона, на одном топчется полдюжины туристов с огромными, не чета моему рюкзаками, и ни одного поезда, кроме нашего. Мы, выходит, прибыли первыми. Чемпионы.

Земли под собой не чуя, задевая чужие холодные локти и колени, безостановочно бормоча, как мантру, «пардон», я прошел к выходу, покинул ледяной рай и оказался в выбеленном солнцем, загустевшем от его жара полуденном мире. Вдохнул горячий воздух, насыщенный ароматами хвои, инжира и полыни, и едва устоял на ногах. Шатаясь, как пьяный, побрел к столбу, отбрасывающему куцую тень, присел возле него на корточки, перевел дух и вдруг обнаружил, что все еще дрожу — не от озноба, а от нетерпения, предвкушая дальнейшее путешествие. Какое уж там «вернуться в отель», даже думать не хочу, пропадать так с музыкой; мне, если разобраться, давным-давно пора бы пропасть.

Все золото дорог Лейна я отдал бы за…

…за возможность идти по одной из этих дорог, — закончил я, и вдруг обрадовался бесхитростной этой формуле, как будто она сулила мне если не вечное блаженство, то по крайней мере пятерку за выпускное сочинение.

Я устроился поудобнее и лениво наблюдал из-под полуопущенных век, как приближается поезд из Аяччо, такой же новенький, сверкающий, серебристо-красный, как тот, на котором приехал я. Из него валом повалили желающие сделать пересадку и просто перекурить, так что число скучающих на перроне пассажиров возросло до нескольких десятков. От нечего делать я их разглядывал, сожалея, что никогда не пробовал фотографировать — тут попадались колоритные персонажи. Высокий, тощий юноша жадно ел бутерброд, длинный и узкий, как шпага; лысый загорелый мужчина обнимал такую же загорелую и стриженную «под ноль» женщину; старик в черном, не по погоде костюме крепко держал за руку девочку в голубом сарафане; чуть поодаль хохотала и булькала пивом компания атлетически сложенных, давно не брившихся мужчин средних лет, все как один в разноцветных футболках с изображениями бабочек и цветов. Среди туристов в шортах и горных ботинках неприкаянно бродила ослепительно красивая темнокожая женщина в красном шелковом платье и босоножках на шпильках; ее присутствие окончательно уподобило происходящее сновидению, и я наконец привычно расслабился, перестал считать минуты до пересадки и вертеть головой, пытаясь угадать, откуда появится поезд. На то и сон, чтобы все уладилось как-нибудь само, без моего участия и контроля.