Максим Кантор - Учебник рисования

— Если озаботиться нуждами сирот, то не успеешь испечь хлеб. А если испечешь хлеб, не останется времени водить поезда. А главное вот что. Если законы общества устроены неверно, то непременно случится так, что хлеб, который ты испечешь и который повезут на поезде к сиротам, — хлеб этот сиротам не достанется. Когда общество пришло в негодность — все, до основания, — как быть? Пожалуй, требуется изменить законы. Законы утверждаются властью. Значит, начать требуется с устройства власти. Ты спрашиваешь, что хорошего он делает? Он судит власть кто-то должен судить?

— Сделать простое и полезное — не дозовешься, а судить — все мастера. Мне по душе люди, которые пекут хлеб. Но сегодня больше судят, а пекут все меньше.

— Неправда. На лавочке посудачить — пожалуйста, а взять на себя ответственность — страшно. Ты бы смог судить?

— Не пишу передовиц. Что я, Дмитрий Кротов, что ли? Тихий человечек, гладкий костюмчик, а статьи почитаешь — Перун! Я на такие подвиги не способен, я новости собираю, хронику пишу. Кто же Гамлету право дал — судить?

— Он не рад, что приходится судить. Кротов рад, а Гамлет — нет. И отличие простое: когда берешься судить, зная, что отвечать за суждение придется головой, — желающих судить поубавится.

— Судьи платят чужими головами. Гамлет судить не прочь: он ждет, чтобы проверить, вдруг призрак соврал. Сомневался не зря. Разумеется, соврал.

— Король сам признается, что его гнетет преступление.

— Но не говорит — какое. Может, дачу на Капри построил? Я давно заметил, — молодой журналист знал изнанку жизни, — люди охотно наговорят на себя, чтобы значительнее казаться. Настоящие призраки — это мнения людей о самих себе и рассказы очевидцев про события. Клавдию и призраку веры нет. Гамлет-отец, судя по всему, был мужчина апоплексический. Вспылил и — бряк, инсульт. А Клавдию ничего не остается, как на себя наговорить — совесть разбередить, и значительнее показаться.

— Призрак врет, потому что он — тень? А Клавдий врет — потому что он тень тени? Так?

— Совсем как в политике, — сказал мальчик, знающий жизнь, — за каждым министром стоит депутат, за депутатом — бандит. Надо только решить, кого считать тенью — правительственных чиновников или ребят с гранатометами.

— Получилось, что у Гамлета-отца сразу две тени: призрак и Клавдий. Если тень в принципе лжива, как можно верить одной из двух?

— Это случается сплошь и рядом, — сказал мальчик, который знал жизнь, — двум теням при одном министре не ужиться. Вот доносы и пишут.

— Вопрос метафизический. Одна тень просит убить другую тень — а месть при этом должна быть явной.

— Гамлет медлит потому, что не понимает, как явное может быть следствием тени. Посидел бы в парламенте — привык бы. По отчетности все сошлось, денег нет, все истрачены на пенсионеров. А в реальности — особняк отгрохали.

— Если Гамлет-отец — подлинный, значит, все прочее — мнимость. Тогда все устроено согласно Платону: реальность есть тень идеи. Вопрос вот в чем: поступок принадлежит к миру идей или остается внутри данной реальности, то есть принадлежит теням?

Мальчики гуляли вокруг пруда, и закатное солнце слепило им глаза, и они глядели себе под ноги. Потом они переходили в тень под липами, поднимали взгляд и смотрели друг на друга. Они были уже и не мальчики вовсе, эти давние собеседники. Один стал студентом, другой — журналистом, и оба давно чувствовали себя взрослыми. Если что в них и оставалось от мальчиков, то желание рассуждать, как это они делали в детстве, часами гуляя вокруг пруда. Взрослые люди обсуждают взрослые дела: проценты, вклады, зарплату — а мальчикам позволено болтать о пустяках. Так болтали они и сегодня.

— Честолюбие, — процитировал один, — лишь тень тени.

— Подтверждаю и могу проиллюстрировать примером. Одному прохвосту пожаловали пост министра энергетики, и это назначение — только тень, поскольку его снимут с должности и посадят; впрочем, тенью является и сама энергетика. Света нет в половине населенных пунктов нашей Родины — и это указывает на то, что энергетика есть не что иное, как зыбкая тень. Следовательно, честолюбие министра — лишь тень тени.

— Следовательно, нищие, у которых нет света, — это тела, а герои, ответственные за освещение, — лишь тени теней.

— Однако героизм остается явным образцом в истории. Может быть, сам герой и тень, но его деяния — светлая реальность. И у принца очевидных примеров перед глазами — не счесть. Подобное случалось в истории. Сын мстит за отца — не буду приводить примеры из жизни банкиров, про это Эсхил написал пьесу.

— И Орест, и банкиры, видимо, свидетельствуют об одном и том же.

— Ветхозаветный принцип. Так образуется череда убийств под названием «история». Прервать убийства — значит прервать историю.

— Если человек изменит обычай и подставит другую щеку — история прервется?

— Гамлет щек не подставляет.

— Гамлет, если разобраться, даже и не мстит. Он сперва дает себя убить.

— Верно, закалывает Клавдия из последних сил, умирая. Вот как бывает, если долго ждешь. Сегодня этот метод не популярен. У нас сначала пристрелят, а потом приказ выпишут о задержании. Но все-таки принц успевает отомстить.

— Непонятно, за что именно. То ли мстит он за отца, то ли за себя, то ли за мать, или он убивает врага в бою. А возможно, происходит еще что-то. Он убивает — уже будучи убитым. Это — его рукой, но не он сам.

— По стопам отца пошел. Как говорится, не из родни, а в родню — сам стал призраком. С тем, что это не месть, я согласен. Он же без счета народу убил. Наши банкиры тоже, конечно, не миндальничают, но меру знают. Ну одного, ну двух конкурентов. Но не десять же. Колебался и приглядывался к теням! За каждый день отсрочки — по трупу. Еще год подождать, он бы всю Данию к нулю свел. Чем хорош метод «око за око» — так это милосердием к окружающим.

— Все беды от исторической логики. Он не хотел убивать. И не считал свидетельство призрака доказательством. Логика истории подвела. Гамлет захотел перестроить историю — всю разом.

— Политику в белых перчатках не делают, ты хочешь сказать. Если бы Володя Ульянов просто пальнул в царя, погиб бы только царь. А подготовить революцию, перерезать помещиков, построить лагеря для врагов народа, развалить империю, — вот это, понимаю, дело. Ответ, таким образом, дан: принц ждет, потому что готовит революцию. Хорош гуманист.

— А ты бы как поступил? Если тебе сделали бы зло, ты бы как ответил?

— Мне никто не делал зла.

— А если сделают? Не тебе, а тем, кого любишь? Ты бы стерпел?

— Я бы старался помочь тем, кому сделали зло. Зло сделали нашей стране, — сказал другой мальчик серьезно, — что же теперь — всех убивать? Бандиты так и делают. Нет, обиду я не стану возводить в принцип истории.