Поль-Лу Сулитцер - Ханна

Действительно, Жанна отправляется в столицу Великобритании и два дня спустя возвращается оттуда с замкнутым видом: "настоящие патроны" явно решили спор в пользу Ханны. К которой она с тех пор не желает даже обращаться.

7 января 99-го года с нею тайно связался что-то прослышавший Уилфред Миус. (В тот день Ханна находилась в Лондоне: вот уже три дня, как она встретила Менделя.)

На первые предложения Миуса Жанна отвечает отказом. Да, верно, что она больше не ладит с Польской Сучкой. Но все же она не оставит работу, приносящую ей 65 тысяч франков в год, не считая участия в доходах. 65 тысяч франков?! Миус потрясен. "А вы что думали, господин Миус? Без меня предприятие не продержалось бы и двух месяцев. Один только Лондон признал мои заслуги…" И показывает контракты, связывающие ее с Твейтсом и подтверждающие правдивость ее слов.

Все еще находясь под впечатлением услышанного, Миус уходит.

…И возобновляет контакты 16-го числа того же месяца. Его предложения: 75 тысяч франков в год, трехгодичный контракт и два процента от прибылей.

Новый отказ Жанны. Это ее не устраивает. Но если бы ей предложили 100 тысяч франков в качестве своеобразной премии за переход к ним… Согласна, она могла бы довольствоваться 80 тысячами франков в течение пяти лет. Плюс компенсация, которая, разумеется, должна быть выплачена отдельно. И при условии: прежде чем принять окончательное решение, она сама должна убедиться в серьезности предприятия, в которое ей предлагают вступить. Разумеется, разведка пройдет незаметно. Только так и не иначе.

Голландцы загорелись.

В конце января она объедет все европейские предприятия, основанные ван Эйкемом, официальное открытие которых намечается на сентябрь 99-го года. Она заявит, что пышность всего этого ансамбля произвела на нее впечатление (еще бы: Генри-Беатрис ввел голландцев в баснословные расходы), но тем не менее обнаружит и недостаток в системе: "Браво за институты и магазины, браво за школу в Лозанне, но что вы намереваетесь продавать?"

И вот тут открывается то, чего даже "хорьки" Марьяна Кадена не смогли вынюхать: готовится к пуску завод в Бреда, в Голландии, еще один строится вблизи Берна в Швейцарии, лаборатория в Страсбурге, в немецком Эльзасе, где дюжина химиков работает вот уже в течение многих месяцев. Им даже удалось воспроизвести кремы, идентичные тем, которые…

Жанна злорадствует: все, чему они научились, — это копировать? Можно, вполне можно делать лучше. И ей известно, как. Ладно, она меняет лагерь и уходит в отставку со своей теперешней должности с 1 сентября. Она очень хочет работать с господином ван Эйкемом в качестве генерального директора по европейскому континенту. Но если ей заплатят, она сообщит способ враз превзойти все имеющиеся продукты в области женской красоты. Способ, правда, необычный…

После некоторых колебаний голландцы соглашаются. 150 тысяч франков сменяют своего хозяина, а Жанна начинает рассказ…

Вся сеть, якобы руководимая Польской Сучкой (которая, между прочим, обязана своим постом лишь тому, что является любовницей одного из крупных английских акционеров), базируется на работе лаборатории, руководимой некоей Джульеттой Манн. "Я знаю, что вы это знали, господа ван Эйкем и Миус. Может быть, вам также известно, что купить госпожу Манн невозможно. Но чего вы не знаете, так это того, что Джульетта Манн — как бы это сказать? — подставное лицо. На самом деле все продукты доводятся до ума русской, гением-химиком. Она не может появляться на людях, поскольку три или четыре года назад была изобличена в России как анархистка. И теперь эта несчастная женщина живет в постоянном страхе, что ее арестуют. Именно этим Сучка и Джульетта Манн ее и удерживают. Нет, деньгами тут вопрос решать не придется. Достаточно будет просто завоевать ее доверие, что нелегко: она долго живет в изгнании и стала, можно сказать, нервнобольной. Но если помочь ей начать жизнь сначала… Я могу вас с нею свести. Если она вам подойдет — а она подойдет, — надеюсь еще на некоторое вознаграждение…" Имя бывшей анархистки — Татьяна Попински.

Внешне она напоминает затянутый кисет с табаком. На голове толстый шерстяной бабушкин платок, из-под которого торчат белокурые космы не первой свежести. Полное лицо, достаточно отталкивающее, покрыто прыщами. Очки в деревянной оправе, кажется, собственного изготовления. Изъясняется на сногсшибательной смеси русско-французского и немецкого и постоянно вращает глазами, как будто боится, что в любой момент сюда смогут ворваться агенты царской охранки. Первое впечатление, произведенное на голландцев Татьяной Попински, не очень-то воодушевляет. Они даже несколько озадачены. Но ее ловкость в обращении с косметическими продуктами быстро ставит все на место. На глазах потрясенных химиков ван Эйкема, понюхав каждый из произведенных ими кремов, она с абсолютной точностью определит все компоненты и исправит недостатки: "…не хватает окопника и тригонеллы… А сюда положили слишком много хвоща… И вы утверждаете, что эта гадость поможет избавиться от угрей? Что вы знаете об угрях, тупица вы этакий? Вы знаете, сколько существует видов угрей? Не знаете? Вы не знаете, что угри могут быть печеночными, желудочными, гастритными или нервными? Вы этого не знаете и утверждаете, что можете их излечить? Ну какой же вы невежда!" И так далее. Неуравновешенная, странная, вспыльчивая и настолько одержимая мыслью об аресте, что всякое новое лицо приводит ее в ужас, она, закрывшись в зале страсбургской лаборатории, за сорок часов непрерывной работы создаст новый косметический крем, о котором эльзасские химики скажут, что он действительно выше всяких похвал. Ван Эйкем пожелал увидеть ее. Когда он прибыл, его рот расплывался в улыбке. Выдержав натиск визгливой брани, недовольного ворчания и другой малопонятной тарабарщины, он остался доволен: она и впрямь гений, как и говорил Миус.

Еще больше он будет доволен к середине апреля 1899 года, когда узнает, что экстравагантная, но гениальная Татьяна Попински подготовила еще пять новых кремов, пока неизвестных в мире, два косметических лосьона и вдобавок нечто, кажется, совсем экстраординарное. "Это можно было бы назвать "питательными масками", — объясняет Уилфред Миус. — Женщина, которая долго продержит их на лице, молодеет на 10–15 лет. Господин ван Эйкем, эта психопатка — на вес золота. Она произведет революцию и принесет нам миллиарды…"

Ван Эйкем еще больше оценит эту новость, поскольку в Лондоне, где он находился в то время, ему был нанесен тяжелый удар: его бросили шотландские компаньоны. Они изымают из оборота свои капиталовложения: соглашение дает им такое право. Холодно (а разве кто-нибудь видел шотландского бизнесмена улыбающимся?) они объясняют, что нашли более выгодное вложение для своих капиталов. Они вступают в другое, очень интересное предприятие, надежное, уже хорошо отлаженное. Их новый партнер — австралиец из Мельбурна. Славный малый, хоть и француз по происхождению. Его имя — Жан-Франсуа Фурнак.