Избранные произведения писателей Дальнего Востока

— Чтоб вам сдохнуть, окаянные! Попортили все!

Они ушли. В ущелье снова воцарилось спокойствие. Подул ветерок, зашелестели листья в лесу, где-то застучал дятел.. Жена Ши Цина вернулась к детям и снова стала кормить малыша. Старшие беспокоились:

— Мама, что они делали?

— Что делали? Они бандиты, грабители!

Потери были большие. Но семена капусты и репы она не очень жалела, они стоят недорого, а вот урожай — что теперь удастся собрать? Ведь это грабеж! И она молча в душе молилась, чтобы небо помогло ей и никто больше не приходил топтать ее огород.

Но небо бездушно, словно дерево или камень. Не прошло и двух дней, как снова явились те двое в куртках, что обмеряли землю. На этот раз они не топтали грядки. Покрикивая на собак, они приблизились к хижине. Жена Ши Цина сразу помрачнела.

— Зачем опять пришли? — настороженно и зло спросила она.

Криками и пинками они отогнали собак, потом один из них вытащил лист бумаги и громко произнес:

— Слушай, что тебе говорят: за четыре с лишним му [1] My — мера площади, равная 1 / 16 га. земли ты должна уплатить залог в триста тысяч юаней [2] Юань — основная денежная единица в Китае. . Понятно? Залог получишь обратно, если ничего больше не будешь сажать. Пойми наконец, что это не твоя земля, а господина У, у него бумага есть. Тягаться с ним тебе бесполезно, если даже сам начальник уезда будет на твоей стороне. Жена Ши Цина мгновенно сообразила, что речь идет о купчей. Спорить и в самом деле было бесполезно. Охваченная отчаянием, она заорала, пытаясь тем самым придать себе храбрости:

— Я не наберу триста тысяч юаней, если даже продам всех моих детей!

Тот, что был с бумагой в руках, грубо ее оборвал:

— Не ори! Это только залог! А еще ты должна ежегодно платить за аренду пять доу [3] Доу — мера объема, равная примерно 10 л. риса!..

Не дослушав, она завопила:

— Это все едино, что заставить вола отелиться! Раскрой глаза, посмотри: разве на этой чертовой земле вырастет хоть одно зернышко? Пять доу риса? Лучше убейте меня!

— Ну чего ты орешь? Перекричать, что ли, нас хочешь? Мы пришли тебя известить. Вот и все. — Человек с бумагой вдруг взорвался. — Не хочешь платить — убирайся, кто тебя держит!

Тут вмешался второй, продолжая отгонять палкой собак.

— Лучше всего уезжай! Что хозяйка, что собаки — злее не видал!

Сунув ей в руки бумагу, они ушли, не оглядываясь. Женщина молча, с остервенением изорвала бумагу в клочки и швырнула им вслед. Спустя немного она взглянула на огород и промолвила с ненавистью:

— Хотят, чтобы я отсюда ушла. Как бы не так! Десять лет надрывалась как вол. Пота вылила сотню ведер, не меньше! Все равно не уйду, хоть дубиной гоните!

Одиночество больше не пугало ее, злые люди были страшней. Но она твердо решила не уходить из ущелья. Без малого десять лет живет она здесь; ей стали родными и горы, и лес, и речушка, особенно этот склон, который от зари дотемна она мерила босыми ногами. Круглый год зеленели здесь овощи, зрели тыквы и наливались соком разные фрукты, она была привязана к этой земле, как младенец к материнской груди, считала ущелье частью своего дома. Рубила на топливо один сухостой и живого дерева не касалась. Не хотела причинять боль этим единственным и постоянным соседям, к тому же так приятно было смотреть, как они растут прямо у нее на глазах. И речушка доставляла ей радость. Без нее вряд ли что-нибудь уродилось бы на склоне. В канун Нового года она всегда приходила на берег, жгла благовонные свечи и жертвенные деньги, чтобы от всей души поблагодарить духов. Когда в соседнем селении, где она продавала овощи, удивлялись величине ее помидоров и бобовых стручков, она радостно говорила:

— Так земля у нас, что и говорить, плодородная, да и воду носить с реки сподручно!

Но тут же, испугавшись, как бы другие тоже не переселились в ущелье, она хмурилась и печально вздыхала:

— Только вот сорняки очень быстро растут, три дня не пройдет, смотришь — опять полоть надо! Хоть корову паси! Наша земля вдвое больше труда требует. Надоело, все силы высосала!

И вот теперь ее хотят выгнать отсюда. Разве можно такое стерпеть? Она лучше с жизнью расстанется, чем уйдет из ущелья. Был бы дома хозяин, никто бы бранить ее не посмел. А одинокую женщину всякий обидит.

«Но это мы еще посмотрим! — Она гневно тряхнула головой. — Я покажу вам, что такое женщина!»

Палку, мотыгу, серп, топор — все это она держала у самого входа в дом. Пусть только сунутся, она их проучит: ее не запугаешь, не на такую напали!

Работая на огороде, она то и дело распрямляла спину, чтобы передохнуть, а заодно и посмотреть, не идет ли по узкой тропинке по ту сторону речушки недобрый человек. Ведь ей надо успеть добежать до дому и приготовиться, чтобы не застигли врасплох. Иногда она отсылала детей на самый высокий холмик и просила старшего следить, не приближается ли кто-нибудь к их дому.

Через несколько дней в ущелье появился какой-то старик. В хижине все переполошились. Не спуская глаз с пришельца, хозяйка с палкой в руках поджидала в дверях. Самый младший ребенок ревел, напуганный свирепым видом матери и злобным лаем собак.

Старик приблизился, покрикивая на псов. Женщина не стала их отгонять, не приветствовала старика, не пригласила сесть. Он побагровел и буркнул:

— Чего уставилась? Я не разбойник.

У него и в самом деле не было никакого оружия, в руках он держал коротенькую трубку и с виду никак не был похож на бандита. Выражение ее лица несколько смягчилось, но беспокойство не прошло.

— Вы кто?

— Я староста, — строго сказал старик, удивляясь, что она его не хочет узнавать. — Пришел поговорить насчет земли господина У. Я знаю, он многовато запросил, но ты должна понять: добрых десять лет он не брал с вас ни медяка за аренду. Отдай он этот участок другому, давно получил бы все сполна. Он еще милостиво с вами обошелся. Я замолвил за тебя словечко, и он решил уступить. Залог — двести девяносто тысяч юаней, а арендная плата дань в новых мерах... [4] Дань — традиционная мера веса, равная примерно 60 кг. «В новых мерах» — около 40 кг. А, проклятые псы!

Старик замахнулся трубкой и испуганно вскрикнул. Пока староста говорил, жена Ши Цина отгоняла псов. Из всего сказанного она уловила только слово «дань» и тут же закричала, будто ее укусила собака:

— Это называется уступил? Какая же это, к черту, уступка!

Старик сердито глянул на нее.

— Да ты слушай хорошенько! Я же сказал: дань в новых мерах. Не зря говорят, что ты бестолковая! Услышала полслова и понеслась!

— А хоть и новыми мерками, мне все равно платить нечем! — сердито возразила она. — Если б эти дохлые черти не забрали хозяина, тогда еще куда ни шло! Вы посмотрите: пять ртов, и каждый день им подавай еду, как мне одной управиться!