Анна Борисова - Креативщик

Глазами, во всяком случае, он стрелял во все стороны. Всматривался во встречных. Назад только ни разу не обернулся.

Зря, между прочим.

Если б оглядывался, то, возможно, заметил бы, что за ним, отстав метров на двадцать, идет некий человек, старательно соблюдая дистанцию. Если она увеличивалась, человек прибавлял ходу. Если объект наблюдения замедлял шаг, «хвост» приседал и начинал возиться со шнурком.

Черт знает, сколько времени уже длилась эта слежка. То, что это слежка, окончательно прояснилось, когда беловолосый свернул с Невского.

Произошло это вот как.

У стены старинного доходного дома, повернувшись спиной к улице, стояла молодая женщина, разговаривала по мобильному. В одной руке у нее были пластиковые пакеты с покупками, в другой кожаный портфель. Ставить всё это на землю дама не хотела, поэтому разговаривать ей было очень неудобно. Трубку она зажимала между головой и плечом — и в конце концов телефон выскользнул, грохнулся об асфальт, разлетелся на несколько частей.

С уст женщины сорвалось сильное выражение (это случается даже с очень приличными дамами). Она села на корточки. Поклажу пришлось все-таки поставить на тротуар. Один пакет немедленно накренился, из него выкатилась сине-белая банка.

В этот момент на углу и появился бездельник-альбинос. Подошел, поднял укатившееся сгущенное молоко.

«Я его тоже люблю, с детства», — сказал он с улыбкой.

Женщина сердито поблагодарила и попросила:

«Подержите секундочку, а? Я только соберу эту заразу».

Повозилась немного — простонала:

«Пипец! Что за день такой? Всё через задницу!»

Посмотрела на молодого человека. Взгляд у нее был быстрый, моментально все схватывающий.

Улыбнулась, давая понять, что экзамен выдержан успешно.

«Можно позвонить по вашему? А то у меня просто зарез. Я быстро, одна минута».

Женщина была красивая, ухоженная. Такие, даже если о чем-то просят, будто подарок делают.

Мужчина вынул свой мобильник, галантно отщелкнул крышечку.

«Сделайте милость».

Наградой за мило старомодное выражение была новая улыбка, еще шире первой.

По-прежнему с банкой сгущенки в руке, он тактично отвернулся, будто это могло помешать прислушиваться.

«Сорри, — сказала женщина. — Представляешь, мобильник грохнула, идиотка… Нет, совсем отрубился. Посмотришь потом… Одолжила тут, неважно. Давай быстро, а то неудобно, ждут. Ты что начал говорить?»

Ее брови сдвинулись к переносице, губы сердито поджались.

«Слушай, у тебя совесть есть?! — повысила она голос. — Мы ведь договорились, что заберешь ты, а я в магазин за продуктами… Блин, у меня сумки тяжелые!.. Какое такси, какая тачка? Кто меня посадит, 500 метров везти?!.. Сволочь!»

Последнее слово она произнесла, уже рассоединившись. Растерянно посмотрела на банку, которую ей протягивал мужчина. Вернула телефон. Пожаловалась:

«Надо дочку из сада забирать, а у мужа срочные дела. С сумками тащиться тяжело. Домой занести — дочка разревется. Она у меня нервная. Если других детей уже забирают, а ее еще нет, обижается… Ладно. Чего я вас гружу. Спасибо».

Он рассматривал ее с любопытством. Уходить не спешил.

«Резюмирую. У вас проблема. Сила тяжести, — он кивнул на сумки, — помноженная на расстояние, поделенная на дефицит времени. Предлагаю решение. Сила тяжести для меня не проблема, расстояние тоже, а времени полно. Целый день только и делаю, что его убиваю. Давайте я провожу вас до детского сада, а потом до дому. Вы ведь где-то близко живете?»

«Минут десять пешком», — ответила она, но не сразу, а оглядев его еще раз. Тон был неопределенный. Женщина еще не решила, принимать предложение или нет.

Он весело засмеялся, сверкнув белыми крепкими зубами — трудно было поверить, что утром они были вынуты из стакана.

«Не надо меня ни в чем подозревать. Корыстного интереса — ноль. Сексуального тоже нет. Требовать материального вознаграждения не буду. Приставать тоже. Провожу, донесу сумки туда, куда пожелаете. И расстанемся. Навсегда. Слово джентльмена». — И с торжественным видом приложил ладонь к сердцу.

Женщина поверила — судя по всему, она неплохо разбиралась в людях.

«Только до садика. Там мы с Маришкой сядем на двадцать второй. Она обожает кататься на автобусе».

«До садика так до садика», — согласился он, и это ее окончательно успокоило.

«В качестве гонорара получите эклер. Свежайшие, я всегда их на Невском, в «Севере», покупаю. Плата вперед. Дайте-ка пакет».

Беловолосый сделал оскорбленное лицо:

«Послушайте, ну что у среднего класса за привычка — вечно отдариваться, ни у кого не быть в долгу. Даже в ерундовском. Бросьте. Пижонство и снобизм. Мне это, правда, ничего не стоит. Говорю же: я шляюсь без дела, убиваю время. А долг вы отдадите кому-нибудь другому. Не знаю, слепого гомосексуалиста через дорогу переведете. И тогда снова почувствуете себя донором, а не акцептором».

Она засмеялась.

«Эту теорию я знаю. Цепная реакция добрых дел. Окей. Считайте, что завербовали меня в вашу секту».

Они шли рядом по переулку: он с пакетами, она с портфелем.

Поймав на себе искоса брошенный взгляд, мужчина хмыкнул.

«Вы думаете, нужно ли спросить, как меня зовут. Отвечаю: не нужно. Это будет уже формальное знакомство, персонализация безличных отношений. Лучше давайте останемся незнакомцами».

«Да вы угадываете мысли! Вы что, ясновидящий?»

«Я не ясновидящий. Я физиономист…»

Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент легкий разговор прервался — произошел маленький, но очень неприятный инцидент.

Переулок был пустой, почти безлюдный. Только сзади, еще больше увеличив дистанцию и прижимаясь к стене, шел человек, следовавший за общительным альбиносом от Таврического сада (если только слежка не началась еще раньше). Но «хвост» был осторожен, пара его не замечала.

Вдруг из подворотни очень быстро вышел, почти выбежал плечистый парень в кожаной куртке, джинсах и кроссовках. На его плоском и бесцветном, будто застиранном лице застыло выражение вызова, словно этот субъект был готов в любую секунду к отпору, а то и к нападению.

Из-за того, что плечистый выскочил так внезапно, он налетел на мужчину с сумками, но извиниться не подумал. Очевидно, в его вселенной любые извинения означали бы признание в собственной слабости, признавать слабость имело смысл только перед более сильным, а задохлик в светлом костюмчике на сильного похож не был.

Поэтому субъект толкнул фраера еще раз, уже нарочно.

«Ты чё, бля, слепой? Ща дам по линзам — прозреешь».

Когда человек, которого толкнули, не ответил, хам окончательно уверился, что перед ним слабак, а слабаков, по его понятиям, следовало опускать.

Женщина ужасно испугалась. Оглянулась, нет ли рядом кого-нибудь, позвать на помощь. Но в переулке не было ни души («хвост» моментально спрятался за выступ ближайшего парадного).