Анна Борисова - Креативщик

«Фантастика! Две с половиной минуты! Что вы ей сказали? Ну пожалуйста! Я сдохну от любопытства!»

Он провел ладонью по лицу, и оно сменило выражение.

«Неважно. Не помню. Я не ушами слушал, не языком говорил. Я волну улавливал. Как микронастройка в радиоприемнике. Если видишь, что сигнал ослаб, и слышишь помехи — чуть-чуть подкручиваешь. Словами не объяснить».

Женщине хотелось расспросить его еще, но она взглянула на часы:

«Маришка ждет! Я не мать, а чудовище!»

Они ускорили шаг. От этого и разговор стал обрывистее, стремительней.

«Наверно, очень скучно жить, когда в людях нет никакой загадки. И очень одиноко. Я бы так не хотела».

Физиономист усмехнулся.

«Если бы в вас был хоть крохотный зазорчик, маленькая такая скважинка, я бы сейчас потупил взор, грустно вздохнул. Увы мне, одинокому! В сердце женщины вашего типа проще всего пролезть по принципу «она его за муки полюбила». Но не буду врать. Нет никаких мук. Читать по лицам — это пустяки. Всякий человек может научиться. Но вы, Саша, как говорится, еще не все знаете. У меня есть дар поинтересней. Этому уж не научишься. Врожденный талант. Или уродство. Как посмотреть».

«Я и так заинтригована дальше некуда, а вам все мало. Что за дар, что за уродство?»

Он понизил голос:

«Понимаете, я вижу не только характер, настроение, иногда мысли. Я вижу окончательный облик человека…»

«Что-что?»

«Окончательный облик — это то, каким человек будет в последний миг жизни. Я не знаю, как это у меня происходит. Но стоит мне сосредоточиться, провести некоторую внутреннюю работу, и лицо, на которое я смотрю, будто… будто окутывается туманом. И потом проступает вновь, но уже в измененном виде. Если человек доживет до старости, я вижу морщины. А по ним можно прочесть очень многое. Морщины — это летопись прожитой судьбы. Вон, смотрите, дядя сидит в машине. — Физиономист повел подбородком на припаркованную у тротуара «ладу». — Видите?»

«Вижу. И что?»

Александра посмотрела на дремлющего за рулем мужчину средних лет. В его внешности не было абсолютно ничего примечательного.

«Умрет лет через десять, двенадцать. Очевидно, от рака печени. Лицо осунувшееся, желтое. Но хорошо умрет. Без страха».

Она в ужасе уставилась на физиономиста и увидела, что его глаза странно мерцают.

«Ну вас к черту! Прикалываетесь?»

Молодой человек только улыбнулся, грустно.

«Неужели правда?!» — вскрикнула женщина, замирая на месте.

Пенсионер в полотняной кепке, шедший им навстречу, от этого возгласа шарахнулся в сторону, покрутил пальцем у виска и потом еще несколько раз оглянулся. «Хвост», который, убедившись, что пара увлечена разговором, было приблизился, на всякий случай спрятался за дерево.

«Но это ужасно! Смотреть на живых людей и видеть покойников! Не жизнь, а какой-то морг!»

«Ничего не ужасно. Во-первых, чтобы увидеть окончательный облик, мне нужно особенным образом сконцентрироваться. На вас, например, я же не концентрируюсь. И поэтому знать не знаю, сколько вы проживете и от чего умрете. Разве если попросите…»

«Нет уж, спасибо, — быстро сказала Александра и отвернулась. — И вообще. Вы лучше на меня не смотрите, человек-рентген… А что во-вторых?»

«Во-вторых?»

«Ну да. Вы сказали, во-первых, надо сконцентрироваться, без этого ничего не получится. А во-вторых?»

«Я хотел сказать, что видеть предсмертное лицо — это не всегда страшно и не всегда грустно. Часто видишь, что человек прожил свой срок счастливо, у него было много радости. Дедок в кепке — ну который на вас пальцем покрутил, — ему жить осталось всего ничего. Полгода, год. Но на душе у него спокойно, смерти он нисколечко не боится. И судя по умиротворенности, скончается во сне, тихо-мирно. Чего ж тут страшного? А насчет грусти… — Он запнулся, подбирая нужные слова. — Понимаете, каждый человек — как кино. Бывает кино паршивое, закончилось — не жалко. Бывает классное, смотреть бы его вечно. Но когда хорошее кино заканчивается, вам ведь все равно радостно, что вы его посмотрели? Оно вас чему-то научило, сделало лучше, вы благодарны создателям. Будете потом вспоминать любимые эпизоды, удачные кадры. И никакой особенной грусти не испытаете, что посмотрели этот фильм и что он закончился. Ну вот что-то в этом роде».

Александра метнула на физиономиста косой взгляд, не забыв прикрыть лицо рукой.

«Говорили, надо сконцентрироваться, а сами в секунду сделали старичку вскрытие».

«Это я после того дяди в машине не успел отключиться… Не бойтесь, Саша. Не стану я вас препарировать. Если б даже и увидел что-то, не сказал бы… Идемте, что вы?»

«Нам осталось только перейти на ту сторону. Вон наш садик».

При всех своих визуальных дарованиях физиономист не отличался наблюдательностью, не то он и сам бы увидел напротив решетку детского сада. А уж не услышать звонкие крики было просто невозможно.

«А, да… — Альбинос будто проснулся. — Мы не опоздали. Видите, детей еще не разобрали. Доведу вас до ворот и попрощаемся».

Они пересекли улицу. За ними тот же путь проделал «хвост», шмыгнув за фургон с надписью «Хлеб».

Готовясь отдать пакеты, физиономист сказал:

«Поразительней всего, что окончательный облик считывается даже по детским лицам. Меня самого пугает, что я гляжу на какого-нибудь карапуза и отчетливо вижу, как он кончит. Вот посмотрите на мальчонку с трансформером в руках, вон того… Он доживет до глубокой-глубокой старости, аж до двадцать второго века. А рыженький, с машинкой, погибнет внезапно, он будет храбрый и красивый… На маленьких девочках концентрироваться еще интересней».

Он говорил увлеченно, не обращая внимания на то, что слушательница молчит. Рука, которой Александра прикрывала лицо, опустилась и сжалась — побелели костяшки.

«Что совершенно невозможно угадать — кто из них вырастет красивой, а кто нет. Середину жизни я увидеть не могу, она слишком динамична. Но зато могу точно сказать, к какому финалу они придут, и уже оттуда размотать клубок обратно… Вон та щекастенькая превратится в сдобную старушку. Скончается, окруженная детьми и внуками. Черненькая — кошмар какой, что это? Катастрофа или что-то в этом роде. Бедняжка… А посмотрите на носатенькую, со смешными косичками! Вот это, действительно, будет нечто особенное…»

Он поперхнулся от сильного удара кулаком в ребра. Изумленно повернул голову, увидел горящие ненавистью глаза.

«Заткнись, сволочь. Это моя дочь! И вообще, вали отсюда, пока я тебе глаза не вырвала!»

Физиономист попятился.

«Оказывается, слово «сволочь» вы умеете произносить по-разному», — пролепетал он с довольно жалкой улыбкой.

Однако женщина шутить была не расположена.

«Чтоб я тебя больше никогда не видела. Физиономист !» — прошипела она.