Михаил Идов - Кофемолка

Кафе не было безупречно чистым, что меня радовало. Мы старались избежать частой ошибки: некоторые новые заведения смотрятся настолько с иголочки, что их не хочется марать своим присутствием. Законченный интерьер смахивал на чуть сдувшееся кафе «Грабал» с кивками в сторону CBGB [38] Знаменитый рок-клуб, где начинались карьеры The Ramones и The Police, в последние годы жизни превратившийся большей частью в центр торговли собственным логотипом. — по плакату «Токинг хэдс» на каждую репродукцию Игона Шиле. Дабы подчеркнуть отсутствие претензий, мы с Ниной наклеили эти плакаты сами, как можно неряшливей: чем больше морщин, пузырей, темных пятен и оторванных уголков, тем лучше.

Мы стояли без движения за прилавком, локоть к локтю, купаясь в теплой простоте построенного нами мирка. Да, получилось хорошо. Возможно, даже очень хорошо. Мы не могли судить объективно: в конце концов, это был макет нашей двойной фантазии в натуральную величину, содержимое двух голов, вывалившееся в действительность. Наше изначальное видение претерпело несколько изменений — одни из-за бюджета (крашеная сосна), другие из-за особенностей места (мы не могли поднять потолок, не оставив без жилища Хорхе, велокурьера в квартире 2А). Но даже компромиссы и полумеры мне нравились. Они демонстрировали, что мы не слишком зациклены на внешней стороне дела.

— Может, разбить пару плиток? — спросил я. — Что-то пол слишком новенький. Давай я по нему молотком пройдусь, здесь и здесь. Или будет слишком как у Макнелли? — Кит Макнелли, владелец грандиозных бистро «Бальтазар», «Пастис» и «Шиллерз», имел особый талант убеждать публику, что каждый его новый ресторан уже стоит на своем месте лет этак сто двадцать.

— Тебя просто тянет что-нибудь расколотить. — Нина вздохнула и взялась за метлу. — Давай лучше помоги с названием.

Название. Рада была натренирована, разрешения получены (кроме лицензии на продажу алкоголя, заплутавшей в лабиринте муниципальной бюрократии), корпорация оформлена, контракты с оптовиками подписаны, «Кофефан» послан, холодильник набит скоропортящимися продуктами. После бесплатного мая почти слышимо тикал счетчик июньской аренды.

Названия не было.

— Давай назовем его «Безымянный проект Марка Шарфа и Нины Ляу», — предложил я.

— Ха-ха, — мрачно отозвалась Нина, выскребая две молекулы строительной пыли из микронной толщины зазора между дубовым плинтусом и кафельной плиткой.

И ее и мое воображение было истощено. В последнюю неделю мы докатились до того, что начали открывать словари, энциклопедии, разговорники и альманахи на случайной странице и с закрытыми глазами тыкать пальцем в текст. Кафе «Саженец». Кафе «Дизентерия». Кафе «Кегля». Кафе «Удмуртия». Кафе «Беспозвоночное». Кафе «Захер-Мазох» (это, кстати, было вполне неплохо). Кафе «Ленинграда, блокада».

— Я сегодня иду пить с парнями, — объявил я.

— С какими парнями? С Виком? У тебя есть парни?

— Парни. Стройбригада. Я им обещал.

Нина дернула бровью, но продолжала подметать.

— Ну давай уж, — подначил я. — выскажись. Скажи, что я хлюпик с чувством классовой вины.

— Кафе «Классовая вина», — отсутствующим голосом произнесла Нина. — Кассовая волна. Власовая кина. Извини, ты что-то сказал?

Орен назначил встречу в «Отделении № 151», месте, которое я по названию принял за настоящий профсоюзный клуб [39] У американских профсоюзов есть свои «дома культуры», как правило, названные по номеру местного отделения. и которое оказалось всего лишь старой наливайкой на Ладлоу-стрит, окруженной семью или восемью хипстерскими барами нового созыва. Заведение это было омерзительнейшее, но я нашел его стойкость перед лицом джентрификации достойной восхищения. Я сел у стойки и заказал виски «Блэк лейбл» безо льда. Это мой обычный заказ в подозрительных барах: он приличный, но не настолько, чтобы его стоило подделывать, и заодно стерилизует стакан. Сорок минут и еще два «Блэк лейбла» спустя стало понятно, что Орен и его команда появляться не собираются. Я зубрил футбольный лексикон попусту.

— Вас когда-нибудь кидала целая строительная бригада? — пробормотал я в сторону бармена, студентика в майке с надписью «В жопу йогу», экспериментирующего с жизнью на дне. — Ущемляет, доложу вам, мужское достоинство.

— А ходить на свидание с целой строительной бригадой его не ущемляет?

— Туше. — Мне было нечего ответить. Я заказал еще один «Блэк лейбл» и получил его бесплатно. Как раз в этот момент в бар ввалились трое из моих пятерых юношей: Орен первым, за ним поляки.

— Привет, ребята. Приятно видеть… некоторых из вас.

— Пепе и Диего сегодня на другом объекте, — ответил Орен, упираясь локтями в стойку. — Три пивка.

— Ага, знаю я их объекты. Друг друга они пялят, пендехос, — заявил Влад. Кшиштоф закудахтал, повторяя смешное слово. Внутри бригады явно происходило любопытное взаимоопыление культур.

— Пепе сегодня трубу прокладывает, — добавил Влад. Кшиштоф захохотал еще громче, и сам Владислав заухмылялся, довольный, что рассмешил товарища. Я совершенно не понимаю этот аспект мужского общения. Антигероиня Зои Хеллер в романе «Что она думала?» замечает, что все женские беседы приводят к «хиханькам на тему мужского члена»; так вот, все мужские беседы без исключения завершаются темой анального изнасилования.

Я попытался ее сменить.

— Ну что, господа, кто-нибудь из вас живет поблизости?

— В смысле? — спросил Кшиштоф. Орен уже успел развернуть свой табурет на девяносто градусов и активно заговаривал зубы пьяной в дым блондинке по его левую руку. Даже сидя он был на фут ее ниже.

— В смысле в Нижнем Ист-Сайде. Было бы здорово периодически видеть вас в кафе, когда мы откроемся.

— Я живу на Питт-стрит, — сказал Влад.

— Отлично. Обязательно заходите к нам. Бесплатный кофе вам гарантирован, мы с Ореном так с самого начала договорились. Так, Орен? — Мне, наверное, стоило взглянуть на Орена, прежде чем беспокоить его. Его правая рука демонстрировала извлеченную из кошелька фотокарточку его немецкой овчарки, а левая неуклонно двигалась вверх по вялому веснушчатому бицепсу блондинки.

— Я не пью кофе, — ответил Влад.

— Он у нас латте предпочитает, — вставил Кшиштоф, и оба снова рассмеялись. Это, скорее всего, тоже была какая-то сексуальная шутка, но я не был уверен, как на нее реагировать. Я молча заглотнул четвертый виски. Этиловая вонь ударила по носовым пазухам.

— А чего так? — спросил я. — Кофе — лучший легальный наркотик. — Я был достаточно нетрезв, чтобы всерьез требовать объяснений.

— Так просто. Вкус не нравится, — пожал плечами Влад.

— Для этого существует молоко.

— Мне что, все должно нравиться? — немного оторопел Влад от моего напора.