Луис Сепульведа - Старик, который читал любовные романы

Расставив ловушки на обезьян, охотник поискал в окрестностях самую высокую папайю. Этот подвид известного фруктового дерева даже назывался по-особому – «обезьяньей папайей». Таким названием он был обязан своей высоте. Пожалуй, только обезьяны и могли свободно лакомиться плодами этой папайи, известными своей особой сладостью и сочностью.

Антонио Хосе Боливар долго тряс ствол одного из таких высоких деревьев и наконец получил в свое распоряжение две упавшие с ветвей папайи. С этими источающими сладостный аромат плодами он и направился туда, где, как он помнил, в изобилии водились самые разные попугаи и туканы.

Положив обе папайи в рюкзак, он двинулся в путь, выбирая места, где заросли были не слишком густыми и где меньше была вероятность встретиться с животными, не требующимися на этой охоте.

Так, пробираясь от поляны к поляне и от прогалины к прогалине, он добрался до памятного ему места, где в воздухе стоял чуть пьянящий медовый запах – так много здесь было гнезд диких пчел. Вся трава и кусты тут были забрызганы пометом попугаев. Не успел человек шагнуть под кроны деревьев, как в радиусе многих сотен метров наступила почти полная тишина. Прошло несколько часов, прежде чем птицы попривыкли к присутствию незнакомца в этой части леса, куда не ступала нога человека.

Из прутьев и лиан Антонио Хосе Боливар соорудил две клетки с плотной непромокаемой крышей. Когда они были готовы, он принялся за поиски побегов яуаски.

Раздобыв все необходимое, он раздавил обе папайи, немного растер сочную мякоть и смешал ее с соком корней яуаски, которые выкопал из-под земли, орудуя мачете. Затем Антонио Хосе Боливар присел покурить, давая возможность благоухающей смеси хорошенько перемешаться и забродить. Попробовав получившееся зелье на вкус, он остался доволен. Вязкая жижа была сладкой, ароматной и обладала каким-то особым пьянящим и манящим привкусом. Антонио Хосе Боливар Проаньо был удовлетворен сделанным и позволил себе удалиться к ближайшему ручью, на берегу которого и остался ночевать, наловив себе на ужин рыбы.

На следующий день он направился обратно к своим ловушкам, чтобы выяснить, была ли охота удачной.

В обезьяньей роще он обнаружил дюжину попавшихся на своей жадности обезьян. Животные были измучены попытками освободиться, и ему не составило особого труда посадить в одну из клеток три пары обезьянок – из тех, что выглядели помоложе и пободрее. Остальных животных он отпустил на волю.

Затем он направился к столь любимой попугаями пчелиной поляне. Там его глазам предстало весьма необычное зрелище: множество попугаев, туканов и других птиц, отведав коварной пьянящей приманки, заснули прямо на траве или попадали на землю после того, как погрузились в сон на ближайших деревьях. Некоторые птицы бродили между кустами, то и дело натыкаясь на ветки или на таких же, как они, ничего не понимающих собратьев, некоторые пытались взлететь, медленно и неуклюже взмахивая крыльями.

В клетку были отправлены пара гуакамайо золотистого и синего цвета и два попугайчика шапуль, причем совсем молодые, почти птенцы. Эти попугаи очень ценились у покупателей, потому что считалось, будто они учатся говорить быстрее и лучше других птиц. С остальными пернатыми Антонио Хосе Боливар попрощался, пожелав им скорейшего пробуждения. Многолетний опыт охоты подсказывал ему, что это пьяное сонное царство просуществует на поляне дня Два, а затем птицы протрезвеют и вернутся к нормальной жизни без каких-либо тяжелых последствий.

Загрузив живые трофеи в рюкзак, Антонио Хосе Боливар Проаньо вернулся в Эль-Идилио и, дождавшись, пока экипаж «Сукре» закончит погрузку, подошел к хозяину корабля.

– Тут такое дело, – сказал он капитану. – Мне нужно съездить в Эль-Дорадо. Денег у меня нет, но вы меня давно знаете. Возьмете меня на судно – и я заплачу вам по прибытии, как только продам зверушек.

Хозяин «Сукре» заглянул в клетки и, почесав изрядно отросшую щетину на подбородке, ответил:

– Если выделите мне одного из попугайчиков, то считайте, что билету вас в кармане. Я давненько обещал сыну такую птичку.

– Тогда я предлагаю вам взять сразу пару. Если вы, конечно, согласитесь, я бы с удовольствием рассчитался и за обратную дорогу. По правде говоря, эти попугайчики – очень общительные птицы, и брать их лучше парами. Оставшись в одиночестве, они могут заскучать и даже умереть от тоски.

Во время плаванья старик с удовольствием болтал с доктором Рубикундо Лоачамином. По ходу дела он сообщил дантисту о цели своей поездки. Тот слушал с чуть снисходительной улыбкой, но при этом с неподдельным интересом.

– Ну, старик, ты даешь! – разведя руками, усмехнулся Рубикундо Лоачамин. – Что ж ты мне сразу не сказал, что тебе нужны книжки? Уж как-нибудь в Гуаякиле я бы тебе раздобыл пару-тройку книжечек.

– Очень вам признателен, сеньор доктор. Вот пойму, какие книги мне по душе, – и непременно воспользуюсь вашим предложением.

Эль-Дорадо вряд ли можно было назвать большим городом даже при всем желании. В нем было от силы чуть больше сотни домов, в основном выстроившихся вдоль реки, а значимость этого центра цивилизации определялась наличием полицейского участка, пары административных учреждений, церкви и государственной школы, не слишком переполненной учениками. Впрочем, для Антонио Хосе Боливара, который чуть не сорок лет прожил в сельве, не выбираясь из нее дальше поселка Эль-Идилио, эта поездка была как бы возвращением в когда-то знакомый ему большой мир.

Зубной врач представил Антонио Хосе Боливара Проаньо единственному человеку, который мог бы помочь ему в столь необычном деле, а именно – школьной учительнице. Более того: он договорился, чтобы старику разрешили пожить при школе в обмен на кое-какую хозяйственную и методическую (составление гербария) помощь.

Как только старик закончил свои дела, то есть продал привезенных из сельвы обезьянок и попугаев, учительница показала ему свою библиотеку.

Увидев столько книг, собранных в одном месте, старик чуть не задохнулся. В распоряжении учительницы было, наверное, с полсотни томов, аккуратно расставленных на полках дощатого шкафа. Антонио Хосе Боливар Проаньо с замиранием сердца погрузился в приятнейшее дело – освоение этого богатства. Для ускорения и облегчения процесса им была приобретена новенькая лупа.

На формирование и оттачивание читательского вкуса у него ушло пять месяцев. За это время в его душу не раз закрадывались сомнения, но после долгих размышлений он находил ответы на все свои вопросы и вновь обретал твердость духа.

Хорошенько проштудировав тексты по геометрии, он вдруг испытал сильнейшие сомнения в том, стоило ли вообще когда-то учиться читать и затем, уже на старости лет, вновь обретать этот мистический дар. Из всех освоенных текстов на эту тему в его памяти случайно отложилась одна-единственная фраза, которую он впоследствии неоднократно повторял в минуты уныния и самого плохого настроения. Звучало это потрясающее в своей бессмысленности умозаключение примерно так: «Гипотенуза является стороной прямоугольного треугольника, противоположной его прямому углу». Впоследствии эта фраза не раз ставила в тупик обитателей Эль-Идилио. Они воспринимали ее либо как бессмысленную скороговорку, либо – в глубине души – как своего рода заклинание, взывающее к неким потусторонним и скорее всего очень темным силам.