Дмитрий Савочкин - Марк Шейдер

Но пока это – дело будущего. Такой большой проект надо начинать с чего-то относительно маленького.

Скажем, с прорытия туннеля в Киев.

Я придумал это на следующий день после того, как узнал о происшествии в Китае. Рассказал об этом ребятам после того, как мы закончили футбольный мини-чемпионат между бригадами. Никто не задавал вопросов. Мы нашли гезенк, который можно развивать вдоль Днепра в сторону столицы нашей родины. Мы составили график работ. Мы начали работать.

Никто из тех, кто спускается в забой, никогда не расскажет об этом тому, кто ходит по поверхности.

Больше всего мы боялись даже не того, что об этом туннеле станет известно, а того, что он не понравится пещерным троллям. Но уже через неделю мы поняли, что все в порядке. Они никак не отреагировали, несколько дней никто из наших не видел вообще ни одного тролля, а значит, до этой затеи им нет дела, и мы можем продолжать работу над ТНН.

Туннель нетипичного назначения – это просто эвфемизм для обозначения дороги на Киев. Мы ходили туда много раз, но ни разу – с целью обрушить весь этот проклятый город под землю. Ни разу до этого мы не планировали проложить туннель до города и вырыть под этим городом огромную яму, в которую он провалился бы весь, без остатка. Со всеми своими церквями и старинными соборами. Со всеми своими хорошо отремонтированными дорогами и ухоженными парками. Со своими чопорными жителями и представителями иностранных государств. С президентом, парламентом, министерствами и всеми остальными, кто правит этой страной.

Я смотрю телевизор и улыбаюсь про себя, слушая гипотезы экспертов о том, из-за чего просели дома. Они думают, что это произошло из-за вымывания почв, не выдержавших резкого промерзания. Они думают, что это произошло из-за древних карстовых пещер, в которых обрушились своды. Они думают, что дома были построены на месте древних скифских курганов.

Ни один из экспертов не предположил, что группа шахтеров провела эксперимент, чтобы посмотреть, как можно обрушить дома, убрав опоры свода в туннеле.

Они скорее свалят все на инопланетян, чем предположат такое.

Они скорее начнут говорить о божественном вмешательстве, чем о том, что бригада грозов предприятия «Западдонбассуголь» спланировала государственный переворот.

Анархическую революцию.

Вот так.

Все в порядке.

Рустам достает из дебрей шкафа очередное личное дело и кладет его к моему локтю. У меня есть ощущение, что личные дела никогда не попадают в его шкаф извне, что никто никогда не приносит их и не кладет туда, что они просто материализуются там или что они там были изначально.

– Вот, – говорит Рустам, – посмотри, может быть, этот?

Рустам тычет своим большим кривым пальцем в фотографию очередного шахтера из шкафа.

Может быть, этот?

Может быть. Откуда я знаю, Рустам?

Я начинаю читать новое личное дело. Почему-то мне кажется, что я узнаю его. Почему-то мне кажется, что в глубине души или еще чего-то я уже знаю, кто он и как его найти, осталось только вспомнить. Мне надо только увидеть его личное дело, и я пойму, что это он.

Марк Шейдер.

После того как я объяснил товарищу подполковнику перспективы, которые последуют за моим увольнением, меня оставили в покое. По крайней мере с виду. Конечно, каждый мой шаг отслеживается и документируется, вся агентурная сеть управления Министерства внутренних дел в Днепропетровской области теперь собирает информацию о том, где я был, кого я видел и что делал, – но ведь это мелочи. Я слишком хорошо знаю, как работает система, чтобы не суметь заставить ее видеть то, что я хочу ей показать. По крайней мере мне перестали указывать, что делать.

И тогда я начал искать Марка Шейдера.

Не поймите меня неправильно, я по-прежнему делал свою работу. Меня все так же волновали перспективы развития угольной промышленности. Я продолжал ездить от шахты к шахте и заниматься своими вычислениями после каждой аварии, все так же раз за разом применять свою простую формулу и собирать информацию, ценную с точки зрения национальной безопасности. Просто Марк Шейдер – самая большая и самая важная часть работы, если верить моей интуиции. А я привык ей доверять.

Я начал с того же, с чего и обычно: с шахтерских пьянок. Я снова надел поношенный костюм и сел за руль своего старенького «Пежо», чтобы снова трястись по колдовые*ным проселочным дорогам.

Я снова пью.

И снова напиваюсь.

Я снова треплюсь без умолку и слушаю, что говорят вокруг.

Я снова смеюсь над чьими-то анекдотами и рассказываю анекдоты сам.

«Встречаются шахтерская жена и шахтерская вдова.

– Ну что, – спрашивает шахтерская жена, – ты уже отошла, после того как твоего в забое завалило?

– Ну що, – говорит вдова, – поховали, дали зарплату за п’ять рокiв, вiдшкодування, регрес, силiкоз. Зробила ремонт, дочек одягнула…

– А мой тогда смену проспал, мудак!»

С утра, проснувшись, перетряхиваю улов: воспоминания о том, кто и что говорил, кто и что делал, упоминал ли кто-нибудь какие-нибудь имена или места, рассказывал ли кто-нибудь о желтом порошке, или о Ханне, или… о Марке Шейдере? Я повторяю в уме каждую минуту вчерашнего вечера. Затем вчерашней ночи. Понимаю, что не выудил за вчерашний вечер ни черта полезного, и еду опохмеляться.

Я поставил на уши всех своих стукачей, всем своим глазам и ушам на улицах дал команду – следить за всем, что движется, а что не движется – привести в движение и следить. Официально, конечно, это называется по-другому: «мобилизовал агентурную сеть».

Я наведал всех старых знакомых – нариков, мелких пушкарей, нищих, продавщиц в комках. Затем перетряхнул всех бизнесменов средней руки, всех медсестер в поликлиниках, всех официанток в засранных генделыках. После этого я принялся за священников.

О, да!

Это старая, еще советская традиция. В свое время чекисты говорили: «Если ты не знаешь куда идти – иди в церковь». Потому что в церкви – и на это вы, даже будучи нищим, можете поставить свои последние трусы – знают то, чего больше нигде не знают. Был старый советский анекдот о двух школьных друзьях, встретившихся после долгой разлуки.

«– Ты где учился? – спрашивает один.

– В семинарии.

– И как?

– Уже майор. А ты где учился? – спрашивает второй.

– В «Вышке».

– И как?

– Уже протоиерей».

Святой отец не откажет представителю правопорядка в предоставлении полезной информации. И сколько я себя помню, мои самые лучшие стукачи, «наиболее полезный сегмент агентурной сети», всегда были в церквях, соборах или молельных домах. Практически все местные достопримечательности я посмотрел именно во время «агентурных разработок».

Вы знаете, что Спасо-Преображенский кафедральный собор был задуман как самый большой православный храм в мире? Если бы Потемкин прожил на десять лет больше, скорее всего, так и случилось бы. Но случилось по-другому. И если вы приедете в Днепропетровск и подниметесь в Нагорный район, на место закладки города, то увидите здание ровно в одну шестую его планировавшейся величины. Вокруг заборчик – так вот он как раз проходит по кайме фундамента, показывая запланированный размер храма.