Ирина Волчок - Журавль в небе

Не мучился, заторможенно думала Тамара, бесцельно слоняясь по квартире. Откуда вы знаете, что не мучился? Слепящий свет встречных огней, и удар, и ужас, и ожидание конца… Пусть даже на секунду, на долю секунды, но разве это можно назвать «не мучился»?

Юрия Семеновича хоронили во вторник. Погода была пакостная, самая пакостная из всех, какие только могут быть в декабре в средней полосе России. И мороза особого не было, а острый нудный ветерок метался над самой землей в разные стороны, носил над могилами жиденькую пелену мелкого сухого снега, бил этой пеленой то по ногам, то по глазам. Все вокруг было серое — и памятники, и оградки, и небо над ними, и вся толпа была серая, только несколько человек — в черном. Тамара подняла руку и уставилась на рукав шубы — она в черном. Ну да, у нее же только черная шуба. А вот почти у всех баб из «Стройинвеста» — серые шубы и дубленки, и «Твой дом» весь в сером, а у Оли и вовсе голубая — точно того же оттенка, что складки у Сузи, — но Оля укрыла свою голубую норку огромным черным палантином. Даже красиво. И модно, наверное. Вон, все москвички тоже в палантинах. А москвичи — в черной коже на меху. Братки, что ли? Все может быть. Хоронить Юрия Семеновича собрались несколько сот человек, она и третьей части этой толпы не знала. Некоторых по телевизору видела. С некоторыми ее Юрий Семенович на всяких презентациях знакомил — их имена она чаще всего забывала в момент знакомства. Господи, как холодно… Зачем устраивать из похорон демонстрацию? Демонстрацию неизбывной скорби и отчаяния… Даже его родня ведет себя приличней, по крайней мере, не демонстрирует свою скорбь так навязчиво, как заклятые партнеры и закадычные конкуренты. А кто у него родня? Даже этого она о нем не знает. Никто ничего о нем толком не знает. Никто не знает даже, крещеный он или нет. Отпевать или не отпевать? Решили не отпевать, но какая-то тетка положила ему на лоб бумажную полоску с молитвами. Полоска как раз закрыла страшное черное пятно и край ра-ны, выползающий из-под волос на висок. Не буду подходить, решила Тамара. Мертвый — это уже не он. С какой стати целовать бумажную полоску, прикрывающую рану, будто налитую черной тушью?

Кто-то тронул ее за рукав, она обернулась — Евгений. А он чего ради сюда пришел? В друзьях не числился, кажется.

— Страшно жалко мужика, — шепнул Евгений ей на ухо. Очень искренне сказал, и она удивленно глянула на него — не ожидала. — Страшно жалко. Только как следует развернулся… Жить бы да жить. И планы у него были большие. И не только рабочие. Говорят, он жениться собирался, ты не в курсе?

Тамара молча кивнула. Собирался. Она в курсе. Кому ж, как не ей, быть в курсе того, что Юрий Семенович собирался жениться на ней? Никому в мире она не призналась бы в том, что после его гибели вдруг на минуту испытала что-то вроде облегчения: теперь они никогда не станут врагами.

— Я ему помогал кой в чем, — бормотал Евгений над ухом. — Он мне тоже помочь обещал. А теперь вот… Эх, жаль мужика.

— Я в курсе, — сухо сказала Тамара, с трудом шевеля замерзшими губами. — Этот долг Юрия Семеновича перешел ко мне. Я тебе помогу, не беспокойся.

— Правда?! — Евгений обрадовался, тут же заметно застеснялся своей радости, закашлялся и вдруг быстро заговорил, таинственно понижая голос: — Ты знаешь, я ведь видел, как он разбился… Прямо рядом! А на дороге больше никого. Это я милицию вызвал.

Тамара медленно обернулась, подняла голову, непонимающе уставилась ему в лицо. Что это он говорит такое?

— Мне надо было в Москву срочно, а ночью ни на один поезд не попал… Ладно, думаю, на машине пораньше поеду, пока движения нет. Проехал немножко — а дорога плохая, ведет, как по льду. Хотел уже возвращаться. И вдруг смотрю: прет кто-то навстречу, прям как пуля летит! И светит в глаза. Главное — не свернуть никуда, там как раз откос крутой, и обледенело все, и высоко, метра полтора, наверное… Так навернешься!.. Ну все, думаю, конец. И тут этот, встречный, тормозит — и в сторону. Наверное, резко затормозил, закрутило его — и прям о камень. Там камень такой странный на обочине, единственный на всей дороге, наверное. Метра полтора высотой, и в ширину метр… Как нарочно кто поставил! Я как опомнился — подошел, глянул… Я сразу понял, что насмерть. Там такое было, такое было… Потом я позвонил, милиция приехала, «скорая», еще кто-то. Вопросы, до-просы, то, се… Да еще когда я сказал, что знаю его. Очень тяжело, очень… Мне даже укол делали, представляешь? Ведь в последнюю минуту свернул! Не свернул бы — хана. У меня в салоне канистра бензина была. Глупо — забыл вытащить. Не свернул бы — и все, никаких шансов. Так рвануло бы… Хоронили бы сейчас меня. В закрытом гробу. Уф, как вспомню — так мороз по коже. Не свернул бы он — и все…

— Но он свернул, — медленно произнесла Тамара, еле шевеля непослушными губами, и пристально посмотрела ему в лицо.

— Да случайно свернул! — возразил Евгений вроде бы даже с досадой. — Менты говорят, ему в этот момент вроде бы позвонил кто-то. Или он сам кому звонил, сейчас уже не поймешь. У него в руке мобильник был. Наверное, одной рукой за руль — это не очень… Да еще по такой дороге… Вот он и тормознул, чтобы поговорить спокойно, и свернул, и его закрутило — да об камень этот… Лед же был — не дай бог, как салом намазано… Я дальше не поехал уже, после всего этого не мог. Такое состояние было, ты себе не представляешь…

— Когда это случилось? — И, видя, что он удивился вопросу, уточнила: — Время. Час. Минуты.

— В пять, — с готовностью ответил он. — У меня радио было включено… Дурацкая какая-то станция, обычно не слушаю, но ночью как-то… Как раз пять пропиликало — и я увидел, как он прямо в лоб летит. А там секунды какие-то, я не знаю. В пятнадцать минут шестого я уже в милицию позвонил. Даже руки дрожали… Если бы не свернул…

Тамара повернулась и на деревянных ногах пошла от него, от всей этой толпы, от искренних слез и тупой показательной скорби, от неуместно ярких цветов, вплетенных в темную зелень хвои, от полированного гроба, от незнакомого человека в том гробу… За что ей это? Или — есть за что? Она ведь не хотела, чтобы он приезжал… Даже боялась. Юрий Семенович, прости меня.

Потом оказалось, что она сидит в машине, плачет навзрыд и пытается что-то сказать Ленке, а Ленка сидит рядом, сует ей в губы пластиковый стаканчик с чем-то темным, тоже плачет и твердит, что Тамара ни в чем не виновата, это чистая случайность, нельзя так себя изводить, даже думать нельзя, это же с ума сойдешь, если так думать. За окнами машины колыхалась толпа, делилась на группы, которые собирались на поминки в разные места: одни — в «Стройинвест», другие — в квартиру Юрия Семеновича, третьи — еще куда-то… Люди были очень разные, только на похоронах они могли собраться вместе, а на поминках — уже нет. Кто-то стукнул в стекло, Ленка что-то быстро сказала стучавшему, резко захлопнула дверцу и приказала водителю Сереже: