Михаил Кривич - Из жизни собак и минотавров

Шестерка-посыльный распахнул железную дверь, мимо которой Миня не раз проходил прежде, а сам остался в коридоре.

Войдя в просторное помещение без окон, Миня не сразу заметил в полумраке плотного лысоватого мужика, сидевшего в кресле за письменным столом. А когда заметил, толком разглядеть так и не смог – настольная лампа была повернута так, что освещала не хозяина, а гостя.

Мужик с минуту молча изучал стоявшего у двери Миню, а затем опустил абажур лампы и неожиданно тонким голоском спросил:

– Кто я, знаешь?

Миня кивнул.

– А чего не здороваешься?

Миня пожал плечами.

– Тебя, черного, мама не учила в помещении шапку снимать? А ну сними кепарь!

– Не могу, – сказал Миня и добавил: – У меня там рога…

– А вот я тебе сейчас рога пообломаю! – взвизгнул Эгей. – Ну-ка помогите ему!

Из полумрака выплыли два амбала в камуфляже и с двух сторон кинулись к Мине. Один потянулся к бейсболке Chicago Bulls, чтобы сорвать ее, другой попытался ухватиться за рукав Мининой джинсовки. И оба потерпели неудачу. Миня набычился, повел плечами – амбалы воздушными шарами взмыли в воздух и, пролетев по крутой баллистической траектории, вместе грохнулись возле письменного стола. Надо отдать им должное: они тотчас поднялись и мигом вытащили стволы. Воспользоваться ими они, Бог миловал, не успели – Эгей вскочил на ноги и заорал:

– Пошли вон, уроды!

Когда амбалы растворились в темноте, Эгей обошел письменный стол, приблизился к Мине и, задрав голову, выкрикнул:

– На кого работаешь, гнида армянская?

Миня едва не рассмеялся – эту же фразу, только без цветистого обращения, он слышал в телесериале, который после работы давеча смотрел его отец, – но удержался и спокойно ответил:

– На администрацию рынка.

– Фильтруй базар! – брызнул слюной Эгей. – Это администрация на меня работает. Тебя кто крышует? Менты?

– Никто. Чего меня крышевать? Я на зарплате.

– А чего тогда крысятничаешь? Ты с азеров собирал? Собирал!

Миня понимал, что речь идет о давешней шабашке на овощном складе, за которую благодарные азербайджанские торговцы чуть не насильно запихнули ему в карман куртки несколько бумажек. Он тут же их и потратил, накупив для Ленки гору фруктов и сладостей. Мине совсем не хотелось объяснять этому толстому придурку с голосом кастрата, что не крысятничает, не в его это натуре, не обкладывает никого данью, а работает, причем работает за так, только бы размяться, и не его вина, когда за честно сделанную работу ему что-то перепадает. Больше хотелось послать его куда подальше, а того лучше поднять под потолок и как следует тряхнуть этот мешок с дерьмом, чтоб неповадно ему было впредь орать на него, на Миню, на которого сроду никто голоса не повысил. Однако природная незлобивость и приобретенное на рынке благоразумие взяли верх. Зачем искать неприятности на свою голову, зачем создавать ненужные помехи сладким свиданиям в лаборатории фитоконтроля?

– Да я ж им полсклада перекидал, а взял сколько дали. Я не по вашему делу… – миролюбиво сказал Миня. – Я пойду, ладно?

Эгей повернулся к Мине спиной и, перекатываясь на коротких ножках, вернулся в свое кресло за письменным столом.

– Значит, не крысятничаешь? Это хорошо, – спокойно, даже доброжелательно сказал Эгей. – Для тебя хорошо. Со мной надо дружить, кто бы там тебя ни крышевал. Менты-шменты… – И внезапно снова взвизгнул: – Смотри, что не так – зарою!

Миня уже прикрывал за собой дверь, когда Эгей крикнул ему вдогонку:

– А почему морда всегда замотана?

– Следы от ожогов. В танке горел, – весело соврал Миня.

– Угу, понятно, – одобрил Эгей. – Иди. Еще увидимся.

Однако больше свидеться им так и не пришлось.

Вот мы и подошли к ключевому моменту нашей истории, где развернулись основные ее события, а у рассказчика, увы, нет сколько-нибудь достоверных сведений о поступках, поведении, действиях главных героев. Да что там действия, даже их мотивы навсегда скрыты в полном информационном тумане. Так что мне остается, по сути, вслепую выстраивать общую картину из мозаики слухов и домыслов, до сих пор гуляющих по лабиринту Крытского крытого рынка. И на материалы уголовного дела, возбужденного (ударение на втором слоге) Крытской межрайонной прокуратурой, толком положиться тоже нельзя, потому что оно целиком и полностью построено на тех же самых слухах и домыслах.

Свидетельские показания сбивчивы и противоречивы. В них фигурируют груды изувеченных тел в камуфляже, крушивший все и вся чудовищных размеров монстр с рогами, какой-то армянский парень в джинсовке, лужи крови, беспорядочная стрельба. А что до вещдоков – то их, как говорится, с гулькин нос: кусок костного вещества, идентифицированного как обломок рога крупного рогатого скота, да несколько мотков для вязания (по экспертному заключению – шерсть альпаки с добавкой акрила), которые проходят в деле как нитки Ариадны. Вот, пожалуй, и все, чем располагает автор, приступая к последней части своего повествования. Так что не судите меня строго за возможные в нем неувязки и противоречия. А я приступаю к реконструкции событий.

Той ранней осенью у Зевовых все складывалось хорошо как никогда. Ариадна стала лауреаткой областного конкурса по классу баяна и готовилась к поступлению в консерваторию. Федра завоевала «серебро» в опорном прыжке и «бронзу» в вольных упражнениях. Эгей Тесеев практически добровольно на треть увеличил ежемесячные выплаты соучредителям и совладельцам критской компании Hermes Ltd. Зевову и Дедалову. В Крытске с кратким визитом побывал губернатор и не только остался доволен работой главы администрации, но и намекнул на высокую вероятность его повышения, перевода в свой губернаторский аппарат.

У Миноса Европовича кружилась голова от открывшихся перед ним перспектив, и в ожидании высокого поста он позволил себе слегка расслабиться, благодушествовать, больше бывать дома – смотрел сериалы по телевизору, слушал, как музицирует Ариадна, расспрашивал Федру о ее успехах на гимнастическом помосте, чаевничал у самовара в семейном кругу, в который пусть еще не на вполне законных основаниях уже входила Леночка. Да, они с Миней благодаря столь удачно устроившейся работе на одном предприятии успевали за день так наобниматься-нацеловаться, что к вечеру готовы были сделать небольшой перерыв, чтобы попить чайку с вареньем, искусством варить которое славилась Пасифая. Правда, еще за чаем молодых снова начинало тянуть друг к другу, огромная Минина длань искала и находила под скатертью нежную ручку подруги, их ноги сталкивались под столом, и Миня смущенно говорил, что ему надо проводить Ленку. Проводы растягивались за полночь, но ночевать Миня неизменно возвращался домой. Так требовала Пасифая, а расстраивать мать он не хотел.