Илья Стогоff - 2010 A.D. Роман-газета

Да и о том, что было после детства, тоже. Недавно в Петербурге сдуру я стал набирать в «Контакте» фамилии знакомых девушек. Всех, кого смог вспомнить. Черт возьми, вспомнить удалось слишком многих. Даже тех, кого я постарался забыть насовсем. Прошлое – это ведь такая штука, которая, даже закончившись, никогда не кончается насовсем.

Я набирал в поисковом окошечке фамилии, имена, даты рождений. И компьютер послушно показывал мне лица из прошлого. Найти удалось не всех, кого хотелось. Но и того, что все-таки нашлось, хватило выше крыши. Я знал, что напрасно лезу в ту сторону. Потом я стану жалеть об этом, и вообще, то, что я делаю, непорядочно по отношению к жене. Но остановиться я не мог… набирал и смотрел фотографии. Старые шеи, потолстевшие лица вчерашних красавиц. Губы, которые десятилетие назад годились ох как на многое, а теперь только на то, чтобы маскировать отсутствие коренных зубов. Дети, часть из которых вполне могла быть моими. Незнакомые мужья моих знакомых. Неужели со стороны моя собственная жизнь смотрится так же бессмысленно?

Из здоровенного папиного кресла начинающаяся жизнь казалась длинной и насыщенной. Маленький, я листал книжку про космонавтов и думал, что когда-нибудь обязательно тоже слетаю в космос. Потом брал другую, про древние цивилизации, и мечтал, как со временем отправлюсь в археологическую экспедицию. Вариантов было огромное количество, и все равно жизнь я прожил точно так же, как те, кто жил до меня… и станет жить после… Все вообще получилось так, как только и могло получиться. Подрос… впервые расстегнул зиппер на джинсах у девочки… потом расстегнул его в тысячный раз… потом считать надоело. Стал совсем взрослым… получил первую зарплату… потом понял, что называть это зарплатой смешно, и постарался зарабатывать больше… потом забыл, на что собирался тратить заработанные деньги… потом умер от старости. В космос так и не слетал, в экспедицию так и не отправился.

Всех наконец позвали в зал. Тетечки-дежурные открыли двери, и бомонд, махнув рукой на так и не полученные напитки, бросился занимать места.

Кирилл скосил на меня глаза:

– Пойдем?

– Не люблю толкаться. Ты иди, а я чуть попозже.

– О'К. Если что, после фильма встретимся на улице.

– Договорились.

Он все еще не уходил.

– С тобой все в порядке? Ты странно выглядишь.

– Это я просто так выгляжу.

Я заскочил в туалет, а потом долго мыл руки в теплой воде и разглядывал свое отражение в зеркале. Оно не очень мне нравилось. Красные от переутомления глаза, многократно свернутый набок нос. Я еще раз намылил руки и еще раз смыл пену. Пальцы, которые я держал под струей теплой воды, касались ста миллионов предметов. Глаза, которые смотрели на меня из зеркала, видели сто миллионов вещей. Большую часть из них ни трогать, ни видеть еще раз я бы не хотел.

У выхода из туалета стояли двое тощих парней – московские рок-музыканты. Один хвастался, что, наверное, скоро будет вести кулинарное шоу на не очень большом канале, а второй (с панковской прической) только презрительно морщился:

– Какое, на хер, шоу? Ты рокер или конь чихнул? Вот лично мне дешевая популярность не нужна. Торчать на голубом экране, а потом ждать, пока тебя позовут на корпоратив, – лично мне это не интересно. Я бы хотел написать всего одну песню. Но зато настоящую. Такую, чтобы она действительно нравилась людям. Причем желательно китайцам.

– А почему китайцам?

– Китайцев миллиард. Если хотя бы один китаец из ста качнет твою песню себе в мобилу как рингтон, то знаешь, какой получится сумма? На корпоративы после такого можешь класть.

Плечом вперед я протиснулся мимо музыкантов и вернулся в фойе. Бомонд утек в зал. Оттуда слышалось что-то вроде стрельбы. Очереди в бар больше не было. Я подошел ближе и поразглядывал ассортимент.

Бармен подошел поближе и спросил, чего бы я хотел.

– Чего бы я хотел? Вас и вправду это интересует? Бармен улыбнулся. Улыбка у него была усталая.

– Хотите кофе? Все остальное выпили. Остались кофе и водка. Еще есть шампанское.

– На самом деле я бы хотел знать, что я делаю в этом странном городе. И еще мне бы хотелось, чтобы жена не обижалась, что я вечно не держу данного слова. Но кофе – это тоже неплохо. Сварите, пожалуйста.

– Мы варим кофе из зерен специальной обжарки. Вам понравится.

– Это просто замечательно.

– Значит, кофе, да? Сейчас я сварю вам кофе. Что-нибудь еще?

– Еще бутылку воды.

– В бутылках воды нет. Но я принесу вам стакан, хорошо?

Я сказал: «Хорошо», выпил кофе, а потом решил все-таки сходить в зрительный зал. Когда зашел внутрь, на экране крупным планом ампутировали чью-то чумазую ногу. Публика заливисто хохотала. Я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и поискал, куда бы сесть. Места были заняты, и я даже думал пристроиться прямо на ступеньки, но все-таки разглядел свободное кресло прямо в первом ряду. Извинился, сел, сполз пониже, чтобы не мешать тем, кто сидит сзади. В кресле слева сидел длинноволосый и пьяненький режиссер сегодняшнего кино. Когда я сел, он вежливо убрал руку с подлокотника. Справа сидел молодой парень – как оказалось, исполнитель главной роли. На премьеру он привел с собой девушку и иногда начинал что-то активно ей объяснять, тыкая пальцем в экран. Особенно оживился во время эротической сцены. На экране целлюлитная тетка глубоко запихивала в рот серый член главного героя, а тот морщился, страдал, иногда наклонялся, и его рвало, но тетка не прекращала двигать головой даже после этого.

Я скосил глаза на сидевшего справа актера. И он, и его девушка смотрели на экран, не переставая мечтательно улыбаться. Растворение в образе было полным. Я чувствовал себя так, будто оказался в сумасшедшем доме.

Уходить сразу было бы невежливо. Я достал из кармана мобильный телефон и посмотрел, сколько времени. Часы утверждали, что фильм закончится где-то через час, а вместе с ним закончится и весь длинный сегодняшний день. Я убрал телефон обратно в карман. Вытерпеть всего один час было несложно. В конце концов, в своей предыдущей биографии мне случалось ждать и подольше.

Недавно в Петербурге я ходил на похороны. Как раз перед тем, как улететь в Африку последний раз. Позвонила зареванная жена приятеля, сказала, что парень мертв, послезавтра кремация. Я поблагодарил ее за приглашение и сказал, что обязательно буду. Прозвучало это – глупее не придумаешь.

Воздух крематория пах сажей и тоской. В ожидании церемонии прощания по дворику бродили родственники усопших. Мужчины много курили, женщины много болтали. Сталкиваясь со смертью, живые не очень понимают, как себя вести. Ты надеваешь что-нибудь траурное, покупаешь цветы и, отпросившись с работы, едешь в крематорий. Но за всем этим скрывается только одно: растерянность. В течение жизни мы так и не успеваем научиться нормально жить. Что уж говорить про то, что никто из нас не умеет нормально встречать смерть?