Ирина Волчок - Прайд окаянных феминисток

Римма Владимировна смотрела на нее сочувственно и озабоченно и говорила доверительным голосом:

— Я ведь этого сама не решаю, вы ведь понимаете… Кандидатуры будут рассматриваться очень внимательно, вы мне поверьте. Если бы моя воля — то, конечно, только вы! Конечно! Но у вас уже двое, и вы, извините, одинокая женщина, и материальное положение… Это обязательно в расчет принимать будут, тут уж никуда не денешься. А Бушковские бездетны, уже давно хотели ребенка взять, а когда и по телевизору, и в газетах — вот сразу и решили. Они вполне состоятельные, еще достаточно молодые, он — очень перспективный, в Москве работу предлагают. Но он сомневался, потому что квартиру покупать придется, или снимать пока — страшно неудобно, вы ведь понимаете… А тут и с квартирой вопрос решился бы, и у ребенка оба родителя, и с работой все устроится. Желающие удочерить Любу еще есть, и даже много… Четырнадцать семейных пар. И еще несколько одиноких женщин. Но кандидатуры одиноких вряд ли даже рассматриваться будут, вы ведь понимаете…

— Понимаю, — с трудом сказала Наталья, едва сдерживая неистовое, слепящее бешенство. — Перспективным Бушковским очень кстати квартира Любочкиной бабушки в Москве. Если они давно хотели взять ребенка, то почему до сих пор не взяли? Или дети с московской квартирой не попадались?

— Ну, что вы! — укоризненно вскричала Римма Владимировна и даже засмеялась как бы с недоверчивым удивлением. — Это совершенно ни при чем! Бушковские — очень солидные люди, во всех отношениях положительные, он себя очень хорошо зарекомендовал, его и руководство ценит, и подчиненные уважают… Но главное — семья! Вы ведь понимаете! Муж и жена! Отец и мать! Это ведь очень важно, чтобы у ребенка были и отец, и мать! И вообще, почему мы говорим о них? Все семейные пары будут рассматриваться очень внимательно.

— Вот это хорошо, — злобно одобрила Наталья. — Это очень правильно. Дело в том, что я тоже семейная пара… То есть замуж выхожу. Причем — за миллионера.

— Замуж? — заметно растерялась Римма Владимировна. — Как же это?.. Когда?

— Завтра. Или послезавтра… Не помню. Это не важно. Важно то, что ему на Любочкину квартиру наплевать. Ему Любочка нужна, а не ее квартира. Может быть, чтобы не обижать Бушковских, мы поделимся, а? Им — квартиру, нам — Любочку… Мой муж им и билеты на поезд купит. Или сам на машине отвезет. С охраной…

Наталья замолчала и перевела дух. Что она на Римму Владимировну-то насыпалась, при чем тут Римма Владимировна… Действительно ведь — ничего она сама не решает.

— А кто он? — с живым интересом вдруг спросила Римма Владимировна, будто и не слышала только что грубых Натальиных речей. — Кто ваш муж? Ну, тот, за кого вы завтра выходите? Он действительно миллионер? Из местных? Из бизнеса или из политики?

— Да это не самое главное, — уже совсем не скрывая злобного торжества, заявила Наталья. — Самое главное — это то, что он настоящий отец Любочки. Он все эти годы и Любочку, и ее мать везде искал. И тоже, как и Бушковские, узнал случайно, благодаря нашим средствам массовой информации. Спасибо им большое. А то мы так бы и не познакомились.

— Ага… — Римма Владимировна что-то лихорадочно обдумывала. — Тогда конечно… а то, что он родной отец, — это официально доказано?

— Конечно, — не моргнув глазом заявила Наталья. — Как раз сейчас все оформляется. Этим Ядвига Карловна Малина занимается.

— Вот как? — Римма Владимировна совсем глубоко задумалась. — Если Ядвига — тогда это… Ну, что ж, я вас поздравляю. Желаю счастья, как говорится. Совет да любовь. И могу вас заверить: все семейные пары будут рассматриваться очень внимательно. Но если родной отец, то что ж… вы ведь понимаете…

Наталья вышла на улицу на автопилоте, ни о чем не думая и ничего не чувствуя, кроме чистой, не замутненной никакими примесями, ненависти ко всем семейным парам вообще и к положительным во всех отношениях Бушковским в частности. На улице немножко отдышалась, вспомнила, что она только что наговорила мэрской замше, и схватилась за телефон. Надо немедленно звонить Ядвиге Карловне, немедленно что-то делать, немедленно куда-то бежать… немедленно пристрелить этих Бушковских! Или московскую квартиру Любочкиной бабки сжечь до тла. Немедленно!

Пальцы не слушались, голова не работала, на экранчике телефона высвечивались совершенно незнакомые имена. Откуда в ее телефоне такое количество совершенно незнакомых имен? Нет, кажется, все-таки знакомые. Но сейчас они не нужны, сейчас нужны не они!.. Бэтээр. Экстренный вызов.

Он ответил сразу, будто сидел с телефоном в руке и ждал. Впрочем, наверное, действительно ждал, он же говорил, что будет ждать.

— Бэтээр! — закричала Наталья, задыхаясь и почему-то стуча зубами. — Немедленно! Начинай немедленно! Все, что задумал! Я согласна! И замуж согласна! Только скорее! И Ядвигу надо найти! Срочно!

— Наташ, тихо, я сейчас, — быстро сказал он. — Ты где? Я за тобой заеду.

— Я только что вышла, — вдруг сразу успокаиваясь, ответила она. — Извините, Тимур Романович. Плохие новости. Действительно надо очень быстро и… по всем направлениям. Заезжайте, да. Поговорить срочно надо. Я тут на лавочке посижу.

— Ну, вот и молодец, — обрадовался он. — А то я даже испугался. Посиди, успокойся. Я очень быстро…

Он действительно появился очень быстро, кажется, и пяти минут не прошло. Подошел, сел рядом, взял за руку и попытался заглянуть в лицо. Наталья отвернулась — не то у нее сейчас лицо, чтобы в него заглядывали. Ей было стыдно и за свой панический крик по телефону, и за недавнюю свою надменную самонадеянность, и за материальное положение, которое не позволяет ей надеяться… И одиночество тоже не позволяет, за одиночество тоже было стыдно. И за мокрое от слез лицо, и за нарядное шелковое платье, которое она надела всего во второй раз, и за новые белые босоножки, купленные специально для такого случая… Для такого случая! И сумку она взяла у знакомой напрокат для такого случая! И прическу почти час лаком поливала! За прическу было почему-то особенно стыдно.

— Наташ, не бойся ничего, — говорил Полинин брат, сжимая ее ладонь обеими своими большими и жесткими руками. — Ты, главное, ничего не бойся… Мы отобьемся, вот увидишь. Давай, рассказывай, что тебе замша наговорила. Потихоньку, по порядку… Или ты сейчас не в состоянии?

— В состоянии.

За свое состояние Наталье тоже было стыдно. Она вытерла глаза свободной рукой, помолчала немножко — глубокий вдох, медленный выдох, — и стала рассказывать, что наговорила ей замша, а главное — что она сама замше наговорила. Наболтала. Неосторожно и преждевременно. Кто предупрежден — тот вооружен. Кто ее знает, эту замшу, какой у нее может быть личный интерес в этом деле и как она может использовать полученную информацию.