Сара Аллен - Садовые чары

— Я исправлюсь. Только скажи мне... — Фред осекся на полуслове, раздавленный открытием, что все сказанное Джеймсом чистая правда.

Джеймс на миг зажмурил глаза, потом поднялся.

— Мне пора.

— Не уходи, прошу тебя, — прошептал Фред и схватил Джеймса за руку.

— Я больше не могу. Я не могу больше решать за тебя, как тебе жить. Я сам почти разучился это делать. — Джеймс поколебался. — Послушай, в Орионовском колледже есть один преподаватель кулинарии, Стив... он еще заходит к тебе в магазин обсудить рецепты... советую тебе познакомиться с ним поближе. Ты ему нравишься.

Фред уронил руки, и лицо у него стало такое, как будто его только что ударили под дых.

Не говоря больше ни слова, Джеймс медленно зашагал прочь, такой высокий, худой и долговязый, похожий на клоуна на ходулях.

Фреду оставалось лишь смотреть ему вслед.

— Раньше я любил слушать, о чем разговаривают в обеденный перерыв девочки-кассирши, — наконец произнес он негромко, ни к кому не обращаясь. Интересно, подумала Эванель, он вообще помнит о ее присутствии? — Я думал, они просто глупые девчонки, которые считают, что нет в мире большей беды, чем когда ты не можешь выкинуть из головы человека, который разлюбил тебя. Они вечно хотели понять: почему? Почему их разлюбили? Они говорили, что это так мучительно.

Ни слова не говоря, Фред развернулся и зашагал прочь.

Сидни в одиночестве сидела на траве на старом лоскутном одеяле бабушки Уэверли. Бэй обзавелась подружками на детской площадке, и Сидни расстелила одеяло неподалеку от их родных, чтобы Бэй могла поиграть с ребятишками в фиолетово-синих сумерках.

Эмма сидела в шезлонге в обществе каких-то незнакомых Сидни людей. Хантера-Джона нигде поблизости видно не было. Время от времени Эмма исподтишка поглядывала на Сидни, но больше никаких попыток пообщаться не делала. Странно было оказаться в такой близости от бывших друзей и обнаружить, что все они превратились в чужаков. В салоне у Сидни уже завязались приятельские отношения, но для того, чтобы они переросли в дружбу, требовалось время. История так быстро не делалась.

Сидни наблюдала, как Бэй носится по лужайке с бенгальским огнем в руках, но обернулась, когда заметила, что справа к ней кто-то приближается.

Рядом с ее одеялом остановился Генри Хопкинс. С возрастом он превратился в красивого мужчину с густыми светлыми волосами, подстриженными коротко и без затей, и крепкими мускулистыми руками. Последнее ее четкое воспоминание, связанное с Генри, было о том, как она с друзьями потешалась над ним, когда он в старших классах споткнулся и упал в коридоре. В юности он был долговязым и неуклюжим, однако в нем было то спокойное достоинство, которое она так ценила, когда они были ребятишками. С возрастом их пути разошлись — она так и не поняла почему. Зато в старших классах, когда ей казалось, что она получила все, чего желала, она обращалась с ним просто отвратительно. Неудивительно, что он не стал с ней разговаривать, когда они с Бэй днем подошли к столику Хопкинсов.

— Привет, — сказал Генри.

Сидни против воли улыбнулась.

— Смотрите-ка, он умеет разговаривать.

— Не возражаешь, если я присяду рядышком?

— Как будто можно отказать мужчине, который угощает тебя бесплатным мороженым, — сказала Сидни, и Генри опустился на землю рядом с ней.

— Прости, что днем так вышло, — сказал Генри. — Я просто не ожидал тебя увидеть.

— Я думала, ты на меня злишься.

На лице Генри отразилось искреннее замешательство.

— С чего бы мне на тебя злиться?

— Ну, я не слишком-то красиво вела себя в старших классах. Прости. В детстве мы с тобой так дружили.

— Я никогда на тебя не злился. Даже сейчас я не могу пройти мимо детских тренажеров для лазания без того, чтобы не вспомнить о тебе.

— О да, — кивнула Сидни. — Многие мужчины говорили мне это.

Он рассмеялся. Она тоже. Все вдруг встало на свои места. Когда они наконец успокоились, он посмотрел ей в глаза и сказал:

— Значит, ты вернулась.

— Вернулась.

— Я рад.

Сидни покачала головой. Такого поворота событий она не ожидала.

— Ты, пожалуй, первый, кто сказал мне об этом.

— Ну, по-настоящему хороших вещей стоит подождать.

— Вы не будете дожидаться фейерверка? — спросил Тайлер, глядя, как Клер складывает в коробки пустые бутылки из-под вина.

Он подошел к ней сзади, но она не обернулась. Для этого она была слишком смущена. Обернувшись, она превратилась бы в совершенно растерянную женщину, которая не в состоянии обуздать мужской интерес к ней. Стоя же к нему спиной, она оставалась прежней Клер, сдержанной и самодостаточной, какой считала себя до тех пор, пока в ее жизни не появился Тайлер и не вернулась Сидни.

Сидни с Бэй уже расстелили одеяло и дожидались, когда наконец достаточно стемнеет и начнется фейерверк. Клер заметила, что к ним успел присоединиться Генри Хопкинс, и пыталась уложить в голове этот факт. Генри Хопкинсу нравилась ее сестра.

Почему это ее волновало? Почему ее волновало, что Фред помогает Эванель?

Ее кокон рассыпался, точно обветшалая городская стена, и она чувствовала себя страшно беззащитной. Только Тайлера ей сейчас и не хватало.

— Я уже видела это шоу, — проговорила она, все так же стоя к нему спиной. — Под конец будет много грохота.

— Ну вот, теперь мне будет неинтересно. Можно, я вам помогу?

Она сложила коробки в штабель и подхватила две верхние, рассчитывая отнести две оставшиеся за второй заход.

— Нет.

— Понятно, — сказал Тайлер, поднимая коробки. — Значит, я просто возьму их.

Он двинулся следом за Клер по лужайке к ее фургону, который она оставила на улице. Его взгляд жег ей затылок. Она и не подозревала, каким уязвимым может сделать человека короткая стрижка. Она открывала постороннему взгляду все то, что всегда было спрятанным: ее шею, линию плеч, очертания груди.

— Чего вы боитесь, Клер? — негромко спросил он.

— Не понимаю, о чем вы.

Они подошли к фургону; Клер открыла багажник и сложила в него свои две коробки. Тайлер остановился сбоку от нее и поставил свои две коробки рядом.

— Вы боитесь меня?

— Вот еще! — скривилась она.

— Вы боитесь любви?

— Какая самонадеянность. — Она принялась пристегивать коробки, чтобы бутылки не разбились при движении. — Если я не поддерживаю ваши поползновения, это еще не значит, что я боюсь любви.

— Вы боитесь поцелуя?

— Ни один человек в здравом уме не боится поцелуя. — Она закрыла багажник и, обернувшись, обнаружила Тайлера куда ближе, чем ожидала, слишком близко. — Не вздумайте, — ахнула она и оказалась прижатой спиной к стенке фургона: он подступил к ней еще ближе.

— Это всего лишь поцелуй, — продолжал он, надвигаясь; она не могла понять, каким образом он может стоять так близко и при этом не касаться ее. — Что в нем такого страшного, верно?