Глория Му - Вернуться по следам

Поэтому я молча улыбалась, и мы с Ричардом шли за очередным аляповатым пластмассовым кубком, старательно покрашенным золотой краской.

Кубки и медали Ричарда, так же как и свои дипломы, я притаскивала маме.

Надо сказать, у моей мамы, как у булгаковской Маргариты, была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно. Ну не только к людям, как оказалось, а и к собакам тоже.

Мама страшно гордилась Ричардом и его наградами. То есть она и раньше его любила как собаку трудной судьбы и сиротку (у мамы все, кого обижали в жизни, были «сиротки». Вот мамин кот, уличный громила и безухий хулиган Гадина, он тоже был сироткой, потому что его хозяева уехали в Израиль, а кота бросили. И Ричард, понятно, был сироткой – потому что его прежний хозяин бил). А теперь она зауважала Ричарда как настоящего мужчину. По мнению мамы, настоящий мужчина должен быть крупным, спокойным и чемпионом, а человек он или пес – это уже особенного значения не имеет.

Стена, у которой стоял мой письменный стол, называлась «стеной плача» – там были развешаны все мои спортивные и школьные дипломы. Мама попросила дедушку устроить там полочку и для наград Ричарда тоже.

Когда меня и собаки дома не было, мама приходила туда, бережно смахивала пыль с рамочек и любовалась.

– Посмотри, какие у нас дети! – с гордостью говорила она дяде Степану, обводя рукой наши с Ричардом трофеи.

– Ань, когда это ты успела собаку усыновить? – спрашивал он насмешливо.

– Ничего ты не понимаешь в собаках, – дулась мама. – Собака – это как еще один ребенок в семье. Ее надо любить и воспитывать. А Ричард, наш Ричард, он мало того что умница, так еще и красавец! Какой у него благородный взгляд! Какой у него величественный вид! А эта дура белобрысая, нет, ты подумай, она посмела обозвать его дворняжкой! Ну ничего, наш Ричард обошел по всем статьям эту ее титулованную шавку, и мы натянули ей нос! Подумаешь, гэдээровские крови, какой-то там Рупрехт фон Засранец, а не смог правильно поймать нарушителя и охранить вещь!

– Так, так! – гудел и дедушка. – Ричард у нас простой парень, рабочий… А буржуев всех в семнадцатом году повыбили…

Это было у нас новое развлечение в семье – нет, не бить буржуев, а ходить на собачьи выставки. Мама боялась моих конных выступлений, а безопасные выступления Ричарда ей очень нравились, она всегда шумно болела за него и даже пробовала свистеть. Если судьи были мужчины, то они маму всегда прощали, а женщины пару раз так и просили покинуть площадку. Мама была иногда настоящий хулиган, хоть и красавица.

Я только посмеивалась, слушая, как мама убеждает Ричарда в том, что он замечательный пес, породистый-распородистый.

Скорее всего, он был полукровкой – помесью немецкой и восточноевропейской овчарки. По виду же был совсем немцем – и линия спины, и постановка ушей, и морды «необщее выраженье». У него был один порок, но существенный – семьдесят три сантиметра в холке при допустимых для немцев шестидесяти шести. У восточников же стандарт допускает и семьдесят шесть, хотя и тогда уже на рингах разные судьи грызлись по этому поводу не хуже овчарок, немецких и восточноевропейских, вместе взятых.

Впрочем, я никогда не интересовалась племенной работой, ни тогда, ни теперь.

Мне было интересно найти общий язык с собакой, договориться, а ее, так сказать, национальная принадлежность занимала меня в той же мере, в какой сейчас любую блондинку заботит гороскоп ее кавалера: ага, скорпион – значит, скрытен и мстителен, лев – отважен и тщеславен, рак – скуп и нежен. Ну и продолжим список: доберман – вспыльчив и чуток, кавказец – рассудителен, но требует времени, немец – уравновешенный, искренний, уверенный в себе.

Понятно, что я не горела желанием выставлять Ричарда на породных рингах, я работала с собакой, что называется, для себя, ну и для мамы, конечно.

Я знала, что огорчаю ее – и тем, что веду себя «не как все девочки», и тем, что слишком похожа на папу.

Женщине, один раз как следует рассердившейся на мужчину, не стоит о нем напоминать. А я все время напоминала ей о папе – своим видом, своими привычками и пристрастиями. Вот я и таскала ей медальки – свои и Ричарда, чтобы порадовать ее хоть чем-то. Я ведь видела, как другие родители ломают своих детей, заставляя их воплощать свои, родительские мечты и отказывая им в собственных, детских. А моя мама была не такая.

Помню, как-то раз я лежала на полу рядом с Ричардом и делала уроки. Дядя Степан, любящий двусмысленные шутки, часто говорил маме, что ее ребенок рано начал вести половую жизнь – это потому, что дома я все время валялась на полу – от постоянных нагрузок у меня побаливала спина, вот я и отдыхала, как умела.

К маме в гости пришла подруга, тетя Марина, и мама решила похвастаться ей нашей «стеной плача».

Услышав, что взрослые приближаются к моей комнате, я тотчас же прикинулась «дохлой лисицей» – уткнулась Ричарду в шею, обняла его и закрыла глаза.

Я не любила все эти бессмысленные разговоры: «Ой, Глория, какая ты большая стала! А как ты учишься? А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Бла-бла-бла…» Вот и притворилась спящей.

Дверь открылась, Ричард, не поднимаясь, чтобы меня не потревожить, повернул к вошедшим голову и угрожающе оскалил зубы.

– Ой… Спит моя девочка… Тихо, Ричард, тихо, мы не будем входить, отсюда посмотрим. Маринка, извини, собака нас не впустит, раз Гло уснула… Она никого к ней спящей не подпускает.

– Так давай ее разбудим. Глория, детка! – повысила голос тетя Марина, и Ричард завибрировал у меня под рукой, беззвучно имитируя грозный рык.

– Маринка, не надо, пусть спит… Устает она. Учится на отлично, да еще спортивная секция… Вон, смотри, там диплом висит почетный… Это им киностудия дала за помощь в съемках фильма…

– Не понимаю, Аня, как ты терпишь эту собаку. – Тетя Марина не проявила должного интереса к моим успехам. – Страшно же… А если она ребенка загрызет?

– Да ты что, Марина, он у нас медалист, чемпион! Видишь, там его награды! Он все курсы дрессировки прошел – и защиту, и послушание… Он Глорию по одному слову слушается!

– Так тебя-то он не слушается…

– Он и не должен. Это же служебная собака, у такой собаки только один хозяин может быть… Он очень умный, Марин…

– Не знаю, Аня, умный не умный, а все-таки зверь… А она у тебя такая масенькая… Только посмотри – ручоночки тоненькие, обняла ими зверюгу такую страшную и спит, как ангелочек, – жалостливо протянула тетя Марина. – Мой Витька хоть и постарше твоей Глории, а до сих пор с медведем плюшевым в обнимку спит. Собаку я бы ему ни за что не разрешила…

– А я разрешила! И мне спокойнее, если подумать… Район-то у нас бандитский, а Глория после тренировок поздно возвращается… Да и взрослеет девочка, страшно мне ее одну отпускать. А теперь у нее такой защитник. Ты бы видела, как он на соревнованиях собачьих – раз-раз! И сбивает нарушителя с ног или в рукав ему так вцепится – ужас! Я знаю, никого он к ней не подпустит, никто детку мою не обидит…