Алексей Колышевский - Секта-2

…Им оставалось не более двух дней дороги, когда случилось неслыханное, казавшееся для пустыни невероятным событие. Безоблачный прежде небосклон вдруг почти мгновенно почернел, от горизонта до горизонта расчертили его молнии, и под аккомпанемент ужасающих громовых раскатов начался такой ливень, будто там, наверху, кто-то опрокинул на землю море, по которому плыла лодка Озириса, дарующего свет солнца всему живому. Казалось, что наступил конец света, разразился новый потоп, и теперь все вокруг окажется залитым дождем и уйдет под воду. Рабы, оставленные без внимания напуганной охраной, сбились в кучу, пали на колени и, простирая руки к небу, молились. Слов их не было слышно, лишь отчаяние видел Ипи на их лицах. Сам он вот-вот готов был поддаться панике и сдерживался из последних сил, подавая пример своим более малодушным людям. В свете молний он принялся осматриваться, дабы найти хоть какое-то укрытие, но до ближайшего города был день пути, а вокруг только песок пустыни. И вот при очередном всполохе, сопровождаемом невообразимым грохотом, Ипи увидел, как приближаются к нему трое всадников на черных конях.

Еще мгновение назад поблизости никого не было заметно, и эти трое появились, словно из наполненного запахом молний и гибели воздуха. Грубый надсмотрщик, чья душа не знала сострадания, чей рассудок жил лишь примитивным расчетом и сиюминутной выгодой, а вера была отодвинута куда-то на задний план, теперь решил в порыве мистического ужаса, что это за ним явились черные духи Анубиса – подземного божества, властелина Царства мертвых – и сейчас заберут Ипи с собой за все его жестокости. Хромой не раз слышал, как о том или ином без вести пропавшем говорили: «Боги живым взяли его к себе. И теперь он гуляет в садах Озириса, и хижина его стоит на берегу небесной реки. Он ни в чем не знает недостатка». Или, если речь шла о существе вроде Ипи: «В царстве Анубиса, посреди раскаленной пустыни, его привязали к столбу и трижды в день секут так, что кожа вся покрыта кровавыми рубцами. И после каждой мучительной порки его поливают маслом, от которого рубцы заживают до следующего раза, когда слуги Анубиса вновь засекут его до полусмерти». Вот так и он, бедолага Ипи, будет страдать до тех пор, пока не настанет день суда, когда Озирис спустится в царство Анубиса и воссядет на его трон, и Анубис станет прислуживать Озирису, а тот, держа в одной руке символ жизни – цветок лотоса, а в другой веер из пластин слоновой кости, будет судить души, томящиеся в подземном мире. Сорок два божественных сына станут судить Ипи, припомнив тому все его прежние дела, и Озирис, читая в Книге Жизни, которую держит перед ним бог Тот, на весах отвесит меру греха надсмотрщика. На одну чашу весов он положит цветок лотоса, а на другую сердце Ипи, и Анубис, следящий за весами, оповестит, что сердце оказалось тяжелей. Тогда Ипи лишат тела, изрубят его на куски и бросят шакалам, а душу Озирис смахнет своим веером, отчего та развеется, бесследно исчезнет…

Не в силах пошевелиться, Ипи в ужасе наблюдал, как фигуры всадников, стремительно увеличиваясь, неумолимо приближались к нему. Сейчас для Хромого существовал лишь он сам, и целый мир, заключенный внутри него, грозил вот-вот исчезнуть. Ипи упал на колени, и одна из лошадей раздавила бы надсмотрщика, не осади ее удержавшийся в седле человек. Он и двое его спутников спешились и, невольно склоняясь под проливным дождем, довольно поспешно подошли к распростертому надсмотрщику.

– Поднимите его, живо, – приказал этот первый, по всей видимости, старший в странной троице, и, силясь перекричать гром, гаркнул почти в ухо Ипи: – Ты перегоняешь рабов для продажи на базаре?

Ипи, несмотря на творящийся вокруг разгул стихий, успокоился. Эти трое, несомненно, были людьми, а уж с людьми-то он всегда сумеет договориться. Людей Ипи не боялся, а этот всадник (тут и думать нечего!) был человеком знатного происхождения. С почтением надсмотрщик ответил, рассказав, кто он и кто все остальные, откуда и куда держат путь. Всадник слушал внимательно, не перебивая. Дослушав до конца, спросил:

– Так, значит, этих рабов продадут на Перависском базаре?

– Точно так, господин.

– Я хочу купить у тебя одного раба прямо сейчас.

– Это рабы моего господина. Они не принадлежат мне, я лишь охраняю, смотрю, как бы кто из них не сбежал, – заявил Ипи.

Всадник нахмурился и мрачно посмотрел на пройдоху-надсмотрщика:

– Скажи-ка мне лучше, смертный, ты знаешь, кто перед тобой?

– Нет, господин, – честно признался вымокший до костей Хромой.

– Я служитель Тифона-Сета, верховный жрец утренней звезды, о большем тебе знать ни к чему. Среди твоих рабов есть мальчик, спасенный из воды, и либо я заберу его добром, либо ты пожалеешь, что появился на свет.

Кривой вновь испугался. Спорить с самой грозной после власти фараона силой в стране было не только бесполезно, но и чрезвычайно опасно. Про жрецов Сета ходили невероятные слухи, один ужаснее другого, и надсмотрщик сразу уступил. Он помнил мальчика, с которым эти странные евреи обращались так, словно он в своем почти младенческом возрасте являлся их царем. Всю дорогу они несли его на руках, оказывали почести его матери, отдавали им свою пищу, и Хромой мог поклясться, что видел, как во время коротких привалов они молились ему, будто живому божеству. Пожалуй, больше не надо задавать никаких вопросов. Немедленно продать мальчишку и забыть о том, что видел, будет наилучшим выходом.

Под проливным дождем рабы сидели, плотно прижавшись друг к другу. Имея нужду во всем, а главное – в воде, они были рады возможности напиться, глотая дождевые капли. Многие среди них говорили о чуде – да и впрямь, дождь посреди пустыни мог показаться чудом кому угодно. Ипи грубо растолкал их, отыскал мальчишку, схватил за руку и поволок его, упирающегося, пронзительно вопящего. Тогда и произошло событие, впоследствии стоившее Хемуру половины его дохода. Рабы восстали. Сперва они умоляли вернуть им мальчика, и Ипи Хромой слышал, как они называли того «пророком» и «спасителем», а затем, видя, что их просьбы надсмотрщик не замечает, вздумали оказать сопротивление. По команде Хромого его отряд зарубил наиболее физически крепких бунтовщиков. Жрец же Сета, вынув из ножен длинный, кривой, с тонким лезвием кинжал, вызвавший удивление Ипи (а уж тот повидал на своем веку много всякого оружия), без всякой жалости убил мать мальчика, перерезав ей горло. Кровь пропитала песок, и дождь размыл, разбавил пятно ее, окружив им лежащие в беспорядке тела убитых и тех, кому повезло остаться в живых и кто рыдал сейчас в голос. Двое людей Ипи также были убиты, и он, глядя на эту ужасную, достойную конца света картину, не знал, что ему делать дальше. Меж тем всадники обступили Хромого, и старший со словами «это тебе за твою сговорчивость» бросил ему нечто, отозвавшееся мягким приятным звоном. Это оказался увесистый мешочек, и Ипи, мгновенно придя в себя, с жадностью вцепился в него. Даже на ощупь было понятно, что мешочек полон серебра и в нем никак не меньше четверти таланта [3] Талант – денежная мера, содержащая около 26 кг серебра. весу.