Олег Нестеров - Юбка

А на другом конце планеты их коллеги работали в штатном режиме. И они успели вовремя.

В момент самого сильного противостояния, когда холодная война почти уже становилась горячей и в ход шли любые средства, вдруг вспомнили про записи. Достали их из архивов и отдали в руки самым шустрым и талантливым продюсерам. Те разобрались быстро, адаптировав все это на свой лад, вот только слово ROCK решили оставить, – уж больно звучное оно было. Придав ему, правда, совсем другой смысл.

И пошло. Поверх барьеров, сквозь все границы и занавесы мир пропитывался новой философией, которая, по сути, стала новой религией. В итоге не понадобились ни ракеты, ни уран: победили ЭТИМ. Души людей были завоеваны. Планета запела, а потом и заговорила по-английски. Мода, образ жизни, мораль, развлечения – все стало другим. И в мире родилось поколение, которое решило, что так было всегда.

В послевоенном мире для Лени не осталось места. Сначала тюрьмы, потом ее пытались упрятать в сумасшедший дом, где она, если бы не счастливый случай, так и осталась бы до конца своих дней. В 49-м Лени, наконец, прошла процесс денацификации, и суд вынес постановление:

«Расследование, предпринятое в связи с госпожой Рифеншталь и касающееся ее отношений с ведущими личностями Третьего рейха, установило – в противоположность многократно распространявшимся в прессе и среди населения слухам и утверждениям, – что ни с кем из них она не имела связей, которые бы выходили за рамки деловых заданий, поручавшихся ей как деятелю культуры. Ни один свидетель, ни один факт не говорят о более тесных отношениях госпожи Рифеншталь с Гитлером. Она не занималась пропагандой в пользу НСДАП, так как всегда находилась в стороне от политики. Ее олимпийский фильм является международной акцией и исключается из состава преступления. Госпожа Рифен шталь долгое время решительно отвергала заказ на фильм о партийном съезде и вынужденно выполнила его только по настоянию и неоднократным предписаниям Гитлера. У нее не имелось намерения пропагандировать НСДАП, не возникало даже мысли, что она это делает. Задача, поставленная перед ней, имела целью создание документального, а не пропагандистского фильма. Дальнейшее признание его действенным средством пропаганды национал-социализма нельзя вменить в вину режиссеру. За рубежом перед началом последней мировой войны этот фильм не считался пропагандистским. Это доказывают высокие награды, присужденные ему многими международными жюри, например Золотая медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Следует указать, что во время съемок фильма о партийном съезде еще не были приняты законы о евреях и не произошли известные еврейские погромы. К тому же тогда о военных приготовлениях Гитлера непосвященные не знали, и истинный характер их оставался завуалирован. Преступное развитие тирании национал-социалистов оказалось невозможно предвидеть. Все это противоречит тому, что госпожа Рифеншталь якобы являлась «бесспорно пропагандистом» национал-социалистских учений. К тому же она и сейчас поддерживает дружеские отношения с евреями, а во время господства национал-социализма принимала на работу и неарийцев, помогала преследуемым нацистами. У нее в обиходе не было гитлеровского приветствия».

Тем не менее у Лени отняли все ее фильмы. Из берлинского хранилища, а там было почти все, американская кинодивизия вывезла все оригиналы подчистую, прихватив 400 000 метров исходников «Олимпии», рассортированных по 1426 коробкам. Их поместили в библиотеку Конгресса США и в некоторые другие учреждения, где стали внимательно изучать, готовя по ним уже своих специалистов.

У Лени уже не было дома: в ее полуразрушенной берлинской вилле жило девять нищих семей, оставшихся без крыши над головой.

У нее почти не осталось друзей – в послевоенной Германии одно ее имя внушало брезгливость и ужас.

Лени прекрасно понимала, как отвратительно стало теперь для всех зрелище свастик, марширующих штурмовиков и эсэсовцев на экране, но в тот момент, когда она их снимала, никто в мире и не думал о них как о преступниках.

У нее по-прежнему было одно желание – снимать фильмы. И здесь ее ждал главный удар: ничего не получалось, все рассыпалось в прах.

За десять послевоенных лет у нее было девять неснятых картин.

Причина выяснилась, когда окончательно был похоронен самый многообещающий проект – «Красные дьяволы», с молодым Жаном Марэ, Витторио де Сика, Ингрид Бергман и совсем еще юной Бриджит Бардо в главных ролях.

Накануне съемок кто-то опять потянул за стоп-кран. Причем на этот раз достаточно грубо: надавили на правительство Австрии, – именно в этой стране было намечено основное кинопроизводство. Отправленный инвесторами в Вену делегат для переговоров на самом высоком уровне вернулся ни с чем:

– Скорее правительство Австрии уйдет в отставку, чем будет продолжена работа над фильмом. Лени, ваши противники так сильны, что вы больше никогда не сможете работать по специальности. Ваше имя в черном списке США.

Это был приговор.

Земля горела у нее под ногами.

И она перебралась в Африку. Там она стала просто Лени. И там, наконец, обрела потерянное счастье. Она увидела столько красоты, что ее вновь переполнили впечатления, и она опять стала снимать.

Когда красота стала ускользать под натиском наступающей цивилизации, Лени нырнула под воду.

И снимала тот чудесный мир до самой смерти, прожив 101 год, как и обещала.

Так и не поняв до конца своих дней, – в какой мере, по чьей воле, из каких соображений она принесла свою жертву.

Об этой истории она никому не рассказывала.

Зачем?

Лени и так пришлось нелегко – все эти годы она только и делала, что отвечала: за то, что было, и за то, чего не было.

Лишь однажды она не выдержала.

В самом начале 70-х ей позвонили из Лондона. Попросили сфотографировать для «Санди Таймс» Мика Джаггера.

– А кто такой Мик Джаггер? – спросила Лени.

– О, вы не знаете, кто такой Мик Джаггер? Но вы ведь наверняка слышали о «Роллинг Стоунз», всемирно известной рок-группе!

– Я слышала о них, но мой стиль фотографирования вряд ли подойдет для подобной съемки.

Но Лени все-таки уговорили.

Они познакомились в Лондоне, Джаггер, вопреки ее представлениям, оказался не обкуренным и неумытым хиппи, а образованным и приятным человеком. И еще он был чувствительным, это Лени поняла сразу. Они разговорились, выяснилось, что Джаггер пересмотрел все ее фильмы, некоторые даже по пятнадцать раз. Он был ее горячим по клонником.

Стала понятна и суть происходящего. Во что бы то ни стало вдруг понадобилась совместная съемка Мика и его жены Бьянки. Их брак разваливался, и они зареклись вместе позировать. Чтобы от него отвязались, Джаггер поставил невыполнимое, на его взгляд, условие: хотите фотосессию – так пусть ее сделает Лени Рифеншталь.