Дмитрий Петровский - Роман с автоматом

– Значит, такие игры вслепую тебе не новость! – смеялся он. – Видимо, скучаешь по своей работе… Даже темные очки не снимаешь…

– У меня аллергия на сигаретный дым, – сказал я заготовленную фразу.

– А-а-а, понимаю, извини! – сказал Мартин и отвел руку с сигаретой куда-то за мою спину.

Вдруг появилась именинница и озабоченным и извиняющимся тоном сказала, что уже очень поздно, и соседи, наверное, будут не в восторге от шума.

– Пойдемте куда-нибудь! – крикнула Кристен. – Я слышала, на «корабле» сегодня вечеринка!

После короткого обсуждения решили идти, и все двинулись в коридор. Я был готов идти куда угодно. У выхода в коридор я остановился, пропуская всех вперед. Кристен покатилась, что-то тараторя со своим смешным акцентом, вперед, затем вышел Мартин, какой-то высокий парень в рубашке с коротким рукавом, пахнувший смесью дезодоранта и пота. Прошел парень, служивший в армии, девушка из погреба – Ее не было. Я замер. Мне вспомнилась та дверь, кровать, ритмичные движения… Все ли здесь? Но я не помнил всех на этой вечеринке, не мог каждого различить. Что-то взвилось внутри меня, зашуршало мягкой спиралью. Я быстро выбежал в коридор и толкнулся в правую дверь. Она была там. Одна.

– Хорошо, что ты тогда не ушел! – сказала она весело, хотя в ее голосе слышалась усталость. Она шуршала одеялами, видимо, укладывая их на диване. – Это, собственно, моя комната. Кто-то сбил все одеяла. Ты как, идешь на «корабль»?

– Да! – ответил я. – Иду. А ты?

– А я не иду. Не люблю громкую музыку.

В коридоре толкались люди. Мне хотелось сказать, что я тоже не люблю громкую музыку, что я лучше останусь.

– Тогда пока! – сказал я вместо этого. – Позвони мне!

– Хорошо, позвоню! – ответила она, и я закрыл дверь.

Я спускался по лестнице позади гомонящей толпы. Мне уже совершенно не хотелось идти ни на какой «корабль» – я только ругал себя за свою трусость, за то, что не остался в той комнате, с ней. Свежий вечерний воздух приходил снизу, я спускался, а внизу топот ног замедлялся и останавливался. Я вышел на улицу, постоял в некотором отдалении от всех, и когда они зашагали в каком-то направлении, я тихонько, надеясь, что не заметят, направился в противоположном.

– Эй, ты куда? – окликнули меня.

– Домой! – ответил я и зашагал дальше.

Со мной прощались, громко желали благополучно добраться до дома, я удалялся. Шаги и голоса гасли, ветер размазывал их по стенам, по асфальту, заворачивал в свои шуршащие ткани и уносил. А я отходил от ее дома, и каждый мой шаг будто подви-сал, не встречая ответной упругости земли. Большая машина прогудела мимо – тяжкое марево, бензиновые вспышки, ворочающиеся в хлюпающем масле сочленения, глухой грохот и уханье. Я встал, и ароматы ночи, остывающего камня, масла и бензина, и холод в собственной спине, продергивающий позвоночник снизу вверх цыганской иглой, и жаркие шевеления, трение тела о тело там, у нее, сколько-то шагов назад и сколько-то вверх – все обступило меня сразу, плотно, внезапно и непроглядно.

Что-то скользко свивалось внутри, и ноги не шли дальше – впереди была тягучая, гудящая пропасть.

Что я скажу… что заблудился, не найду дорогу. Чушь. Я достаточно уже был беспомощным в этот день. Я стучал моими ботинками все медленнее, вокруг меня по-прежнему немного колыхалась вечерняя прохлада. Стены домов догорали, трудно отдавая собранное боками дневное солнце. Я подошел и потрогал одну – она была теплая почти как человек, она дышала часто-часто, так что уже нельзя было различить отдельные вдохи и выдохи. Асфальт тоже дышал своими крупными, бугристыми порами. Скажу, что забыл. Пропасть гудела. Вспыхивала неярко, жадно сосала воздух бетонной дырой. Не ходи туда – там опасно! Упадешь…

Забыл, именно, забыл… Забыл зонтик. Предчувствие. Предчувствие ямы – упадешь, и моментально выключится все, как тогда… Сынок, с тобой скоро произойдет что-то важное, мир вокруг станет другим, совсем другим… Вернусь, скажу, что забыл на кухне… Ведь бывает. Страх небытия – со всяким бывает. Дыра проглотит, хрустнет железными зубами, перекусит тонкие трубы – и тепло перестанет идти. И вся эта ночь, и другие – холодные, душные, сырые, бессонные горькие и бессонные сладкие ночи, и улицы, и движения, воронки и взрывы, орехи и бетонная пыль – все будет напрасно, потому что не вернулся…

Я быстро, не позволяя себе думать, чтобы опять не развернуться, прошел до ее двери, прогрохотал вверх по лестнице и позвонил.

Она открыла сразу, будто стояла у двери. Она была прокуренная, и от нее пахло вином – мне надо было подойти ближе, чтобы снова нащупать ниточку ее собственного тепла, ее запаха.

– Ты что? Раздумал? – спросила она то ли удивлено, то ли рассеянно.

– Я это… забыл кое-что, – пробубнил я первое, что пришло в голову.

– Что забыл? Давай я принесу!

– Да так… В комнате. А может, на кухне… Или… не знаю, забыл, – совсем сдался я.

– Проходи! – сказала она своим обычным насмешливым тоном. – Все, наверное, уже ушли…

– Ну, тогда я просто домой пойду, – ответил я. – Вот только…

– Проходи на кухню! – сказала она быстро. – Сядь, посиди. Я зашел на кухню, в которой теперь были открыты окна, и дым медленно вытягивался в окно.

– Сними наконец очки! – сказала она. – Здесь никого больше нет, никто не увидит.

– Да ладно, ты ведь увидишь. Мне говорили, это не самое приятное зрелище.

– Ничего. Странное, но можно привыкнуть. – Она опустилась рядом со мной на стул, как растеклась.

– Ты устала? – спросил я.

– Да так, немного. В общем, нет. Набегались мы, как дети, – сказала она, выдыхая воздух, как когда смеялась. – А ты? Ты не устал?

– Да нет. Все нормально.

– Слушай, – сказала она, приблизив ко мне лицо, – почему ты не рассказываешь, что с тобой? И что ты из России?

– Не хочу. Зачем?

– Ты хочешь быть как они? Не хочешь выделяться?

– Нет, – я махнул рукой, чего никогда, по-моему, раньше не делал, – нет. К тому же это и не получится, быть как они. Я почти ничего из того, о чем они говорят, не знаю или не понимаю. Другой мир, – добавил я уже совсем безнадежно.

Мне не хотелось говорить дальше, хотя я не знал, что мне делать, если не говорить. Намерение, развернувшее меня на улице, зудело и свербило, яма за окном гудела неслышно, но ощутимо, заставляя шаткий дом тихо вибрировать.

– А ты не думаешь, что другой мир – это как раз интереснее?

– Не знаю. Не встречал никого, кому бы это было интересно.

Она взяла бутылку, налила в стакан и поставила передо мной.

– Если ты боишься, что тебя будут жалеть, то я, например, не жалею.

– А что тогда? – спросил я, вспомнив, как мы сидели после фильма в кафе, и как она прикасалась к моей голове.

– Брось ты! – сказала она с усмешкой. – Будешь вино?