Сергей Солоух - Самая мерзкая часть тела

В полседьмого вскакивает. Снова пробует ломиться в необитаемое помещение. Слегка полаявшись с соседкой, которая с рассветом осмелела, взбодрился. И даже попытался намотать цепочку, повесить крысе на нос. В конце концов просто прищемил землистый. Уел. Дернул на себя дверь. Выкатился из подъезда. Завел свою жестянку, металлолом и покатил на правый берег. Туда, где в маленькой стекляшке у речного вокзала желтенькое жиденькое пиво отпускают поутру. С восьми ноль-ноль.

Поправившись и освежившись, полетел в полк на утреннюю поверку. Такой. Несмотря на свой разгильдяйский, вполне гражданский вид, сугубо мирные волнения, еще и служит. Как раз в это же самое время кантуется в рядах Советской армии. Все успевает. Из части, верный долгу и присяге, летит с передачкой в Кедровскую больницу к жене комбата, ну, и наконец, свернув такую гору дел, ближе к полудню поворачивает в сторону родительского дома. Пилит себе, позевывая и почесывая репу, по людному проспекту, и вдруг, вставай, страна огромная, видит возле автобусной остановки, мы смело в бой пойдем, беглянку, лису, девицу длинноногую, красавицу Валерку Додд.

— Ааааааа!

Вот откуда волнение, потоотделение и глаз нечеловеческое сияние.

— Ну что, попалась?

— Попалась, попалась, — охотно соглашается Валера и, не дожидаясь приглашения, плюхается на переднее сиденье.

— Куда прикажете? — ломает из себя ухаря-таксиста Симка.

— Куда, куда? На студию. У меня через полчаса эфир.

— А, ну-ну, ты же у нас кинозвезда, Гундарева-Пундарева.

— На взлет, — зарыготал, запузырился, рукоятку дернул-двинул, газульку притопил, пугнул гудком мирно трусившего по зебре пешехода и дунул вдоль по широкой улице. Пять минут, и вот уже паркуется у приземистой проходной телецентра.

— Во сколько освободишься?

— В четыре, — не задумываясь, отвечает Лера.

— Ну, смотри, без пятнадцати я буду здесь на этом самом месте, обманешь, съем без соли.

Каков, можно подумать, не рядовой срочной службы, а старшина или даже товарищ лейтенант. И ведь, что интересно, не приедет. Вообще обо всем на свете забудет. Почему? А потому, что рано утром, еще Лерка не пробовала даже глаза разлепить и Сима не успел студеной жидкостью разбавить застоявшуюся кровь, а на столе дежурного Центрального РОВД г. Южносибирска уже лежала серая бумажка. Листочек с дохлыми мушками буковок. Заявление потерпевшей Ирины Афанасьевны Малюты. Из которого следовало, что девушка не только фамилию выродка-насильника запомнила — Швец-Царев, но также год рождения — шестидесятый — и адрес — проспект Советский, дом 57, квартира 28.

Вот ведь каков! Оборотень. Непостижимым образом способный присутствовать и здесь, и там. То есть, казалось бы, всю ночь дремал, на грудь роняя челюсть, у незнакомой двери в чужом подъезде. А между тем, девушка — грязные пятки, синие тени под коровьими глазами — без колебаний подтверждает. Он. Именно он, Дмитрий Швец-Царев, в живописнейшем уголке нашего города. Под алюминиевой чашей приемной станции ЦТ «Орбита». В садике с колючими акациями. Совершал действия, о которых с презрением толкует позорная и неуважаемая 117-я статья УК РСФСР.

Ужас. И все это синхронно и одновременно. Непостижимо. А впрочем, реактивный малый, Сима, и не такое может выкинуть. Факт, что непредсказуем и неуправляем. Ну зачем, спрашивается, подал совершенно необусловленный логикой дорожной ситуации звуковой сигнал?

Все жидкости, что мирно циркулировали в организме пешехода, смешал и взбаламутил. Едва не закипели и не лишили сил молодого человека. Аккуратного юношу, благонамеренной рысцой трусившего по белым полоскам зебры навстречу дружески мигавшему зеленому оку светофора.

Действительно,

— Идиот, — как справедливо отреагировала на ситуацию пассажирка белого «Жигуля». Бледнолицая от недостатка сна. Слегка даже зеленоватая из-за частичной коагуляции кроветворящих органов, красавица Валера Додд. Глупо это само по себе. А вдвойне неумно потому, что досталось по пяткам и ушам не просто человеку без имени и звания, а вполне узнаваемому, соседу Доддов по дому на улице Кирова — Толе Кузнецову.

Но, слава Богу, тот, резко меняя рысцу на галоп, не обернулся. Не бросил взгляд в салон автомобильчика с хамски перекошенной решеткой радиатора. Приятный юноша, президент в ту пору знаменитого, овеянного даже славой диско-клуба Южносибирского горного института, "33 и 1/3", решительно ускорился. Тряхнул роскошной шевелюрой. Волна кудрей метнулась от плеча к плечу. И в одно мгновение целеустремленный Толик оказался на другой стороне улицы.

Сегодня у него не было времени на глупости. Мелкие подлости бытия не касались его. Жалкий горох повседневности отлетал от абсолютно упругого тела. Ведь не к какой-нибудь вертихвостке, балаболке в красных чулочках спешил общественник и активист. Сама Родина-мать ждала его в этот полуденный час на пустынной аллейке городского сада. Во всяком случае, полномочный представитель ее, малозвездный лейтенант Виктор Михайлович Макунько, присутствовал. Сливался с тенью. Растворялся в свете. И, шевеля ноздрями, косился на циферблат чистопольских часов.

Толя опаздывал! Подводил офицера из управления по городу Южносибирску и области. И, что вдвойне обидно, не по своей вине.

А вот так. Сознательного человека с высокими моральными принципами всяк норовит макнуть. Унизить и оскорбить. Над матросом Железняком смеются, пилота Гастелло не уважают. Об участи же простого диск-жокея ЮГИ Толи Кузнецова и говорить не хочется. Сегодня, можно сказать, день-то еще и начаться не успел, а ему уже дважды успели плеснуть помои на белы ножки.

Причем если второй раз фигурально, то в первый совершенно натурально. Хорошенький мальчик с профилем киноактера и пальцами пианиста утро майского дня начал с уборки неприглядных и дурно пахнущих человеческих выделений. Кому это расскажешь? Да и кто в это поверит?

Между тем, такова объективная реальность, данная нам в ощущениях.

Все дело в том, что вчера горло легко принимало напитки, а пищевод махом жидкости отправлял внутрь не у одной только Валеры Додд. Губастый и патлатый субъект с похабнейшей фамилией Зухны геройствовал, возможно, отчаяннее всех. Вот только эффектную концовку смазал. Пьяная морда.

До толиной двери дополз. Ввалился в пахнущую здоровым бытом прихожую семейства Кузнецовых. Но на вопрос вполне товарищеский:

— Леня, что случилось? — не ответил.

Свекольные веки приподнял. Сизыми бельмами зафиксировал знакомые обои с чехословацкими полосками. Торжественно икнул и объявил решительно:

— Сейчас здесь все будет заблевано.

Сам себе скомандовал:

— На старт, внимание, марш, — однако с любительской ветчиной, уже стоявшей на цыпочках в его желудке, не расстался. Упустил случай поговорить начистоту. Глаза закрыл. Скользнул спиной по косяку и на половичок упал ничком.